Наталия Романова - Домик номер десять (СИ)

По счастью в парадном был лифт, Розе не пришлось подниматься на третий этаж пешком, она бы точно не смогла столько пройти. По счастливой случайности, лифт был тесный, старый, с распахивающимися дверями. Матвей впечатал Розу в металлическую стену, показавшуюся ей раскаленной, и целовал до потери дыхания или даже сознания.

Роза не помнила, как вышла из лифта, как Матвей открывал дверь, как затолкнул в прихожую, как включил свет и снова впился в ее губы своими. Отвечала на поцелуи, хваталась за ветровку, расстегивая и стаскивая с мужских плеч, снимала футболку, осыпая хаотичными движениями мощную грудную клетку, накачанную, крепкую, покрытую мелкими темными волосками, бесподобную. Обводила языком соски, прикусывая, слушала стоны и шипение.

Как слетело ее белье, Роза не поняла, ей некогда было задумываться над этим, как и над тем, что опираясь спиной в стену, обхватив ногами поясницу Матвея — не самая удобная позиция. Учитывая, что по уже устоявшейся традиции, Матвей не снял до конца джинсы, только приспустил их, ворвался, нещадно, даже грубо и начал двигаться, придерживая Розу за бедра, упершись одной рукой в стену.

Быстро, сильно, хаотично, тяжело дыша. Не хватало дыхания, сил, желания даже на поцелуи. Матвей просто трахал Розу у стены, как неандерталец, а она ликовала и кончала раз за разом, нисколько не задумываясь о том, что это странно. Испытать подряд несколько оргазмов в не самой удобной позиции, вися на мужчине посредине прихожей чужой квартиры — странно.

— Твою мать, — простонала Роза, пытаясь устоять на еще трясущихся ногах, смотря на капли, стекающие по ее ногам. — Ты же говорил, что взял презервативы, — засияла, как новогодняя елка.

- Взял, — кивнул, нагнулся к карману болтающихся у щиколоток джинсов. — Вот, — протянул серебряный квадратик «Дюрекса». Рифленые. Роза не помнила, чтобы Матвей пользовался такими. Взял у брата или изменил своим привычкам? Да и какая разница, если во время секса «Дюрекс» лежал в кармане.

— О, это все решает! — хихикала Роза.

К черту все! Роза была счастлива самым безоблачным, глупым счастьем, она готова была скакать на одной ноге, спеть гимн России вслух, орать из окна, что она счастлива. Беспардонно. Счастлива.

— Раздевайся, — галантно предложил сквозь смех Матвей.

Роза оглядела себя. Без белья, в распахнутом платье, босиком.

— Я как-то не слишком одета, — засмеялась еще громче.

— Милости прошу, — Матвей поклонился, махнул рукой, приглашая.

Смотрела Роза не на руку, а на влажный, полуопавший мужской половой орган. Интересно, когда он снова будет готов? Розалия Иванова официально признавала себя нимфоманкой! Да-да! Рядом с Матвеем Розенбергом она становилась нимфоманкой. Бабочки-шизофренички начинали креститься и призывать экзорцистов на помощь, наблюдая за хаотично скачущим бессознательным Розы.

— Вы очень любезны, — Роза проследовала вглубь квартиры.

Старый фонд, высокие потолки, лепнина, печь, покрытая старинными изразцами, горельефы, даже кариатиды в широком проеме, делящем большую квартиру на две части.

— Когда-то это была огромная коммуналка, — пояснил Матвей. Он уже оделся, как и Роза запахнула платье и расчесала взлохмаченные волосы. — Я даже помню это, — улыбнулся. — Постепенно выкупили, даже мансарду, родовое гнездо, можно сказать.

Гнездо было с добротным ремонтом, бережно сохраненными дореволюционными интерьерами, антикварной мебелью, вероятно, не самой дорогой, Роза в этом мало, что понимала, или современной стилизацией под нее. В одной из комнат стоял рояль, огромный, сверкающий полировкой. Как его пронесли сюда?

— Здесь жила соседка, эдакий божий одуванчик, — пояснил Матвей. — Купили комнату вместе с мебелью, только рояль занесли. Очень интересная бабулька была, Идида уважала ее страшно и в рояле этом, Бехштейне, тоже души не чает. Мы с Мишкой ненавидели эту громадину все детство, — засмеялся. — Нас заставляли играть на нем.

— Вы же на скрипке играли?

— Каждый еврейский мальчик обязан играть на скрипке и на этом, — махнул в сторону черной полировки. — Стоит, ждет Даниила. Нельзя просто так взять, родиться Розенбергом и не освоить нотную грамоту, — спародировал известный в интернете мем Матвей.

Роза засмеялась.

Потом Матвей показал Розе ванную комнату, их в квартире было две. Женская и мужская, с лаконичной душевой кабиной. Женщины отделились от выросших сыновей, не вмешиваясь в личную жизнь обоих, ограждая от неудобных ситуаций Светика и Даниила. Розу Матвей отвел в женскую комнату, с сиреневым кафелем, зеркалами, разложенными кусками ароматного мыла, стопкой полотенец и круглой ванной, где Роза с удовольствием полежала, купаясь в пене, наслаждаясь нескончаемым днем, предвкушая его продолжение. Вернее, продолжение ночи.

Позже к ней присоединился Матвей, заняв огромным телом почти все пространство, но Роза не возражала. Они быстро нашли выход. Роза оседлала мужчину и получила удовольствие от ленивого, вальяжного темпа, двигаясь медленно, вбирая в себя по миллиметру и так же отпуская. Пока Матвей не перевернул ее к себе спиной, зафиксировав одной рукой, и не взял инициативу в свои руки, двигаясь с присущей ему мощью и скоростью, так что Роза могла только держаться и стонать на всю квартиру, а может быть и дом.

Кровать у Матвея оказалась тоже удобная, с высоким изголовьем, за которое удобно держаться. Не менее удобным оказался длинный, вдоль всей стены, комод, тумба с кипой каких-то бумаг. Ковер с высоким ворсом тоже оказался потрясающим, как и кухонный стол.

Наутро у Розы было две проблемы.

Натертость.

И вопрос: «Ты когда уезжаешь?» сказанный тоном, без следа сомнений, что Роза уедет.

— Так когда ты уезжаешь? — повторил Матвей свой вопрос.

— К выходным, скорей всего, — Роза замялась.

Билеты она еще не покупала, почему-то тянула, всегда находились важные дела, что-то случалось неотложное. Посмотреть ли сериал, почитать книгу, отправиться на прогулку по дождливому городу.

— О, значит, будет время зайти ко мне, — спокойно проговорил и вернулся к приготовлению завтра.

На завтрак была овсяная каша, с изюмом и свежими фруктами, выглядело симпатично, но быть от этого кашей не переставало. Матвей посмотрел на Розу, прищурившись, спокойно вытащил из холодильника сырокопченый бекон и яйца.

— Лягушонок, тебе совсем не обязательно придерживаться моего питания. Ешь, что тебе хочется, очевидно, овсянка не входит в первую десятку твоих любимых блюд, — ухмыльнулся и выбил два яйца в сковороду. Достал из холодильника соцветия цветной капусты, бросил во фритюр, туда же отправились листика базилика, а потом все это украсило тарелку Розы.