Айрин Лакс - Мой парень – миллионер

Я не знаю, что мне делать: сползать на пол от хохота, потому что поёт кудряш отвратительно, а играет – ещё хуже; или стоять с видом, будто ничего ужасного в том нет. На самом деле такое поведение даже достойно уважения. Когда ты знаешь, что делаешь нечто из рук вон плохо, но имеешь смелость появиться перед глазами посторонних, не боясь быть осмеянным, это подкупает.

Кудряш проводит по струнам и выдаёт:

– А дальше я забыл слова песни. И аккорды тоже. И, наверное, я самый хреновый трубадур, которого видела планета, но зато всё шло из самого сердца.

Дзынь-дзынь – бренчит последний раз струна гитары. Я хлопаю в ладоши и машу рукой.

– А в квартиру ты подниматься будешь традиционным путём, по лестнице?

– Скинь мне свою косу, Рапунцель, – усмехается парень, застёгивая футляр.

Через минуту он стоит у меня в коридоре.

– А вот это тоже от тебя? – показываю я рукой на цветы.

– Да,– улыбается Дима.

– Ты ограбил цветочный салон?

– Я не знал, какие цветы ты любишь, поэтому я заказал самые приглянувшиеся.

– То есть все?

– Не все. Но почти…

– Тебе нравится?

Я улыбаюсь, целуя его. Дима обнимает меня и, резко подхватив под попку, поднимает наверх, заставляя обвить ногами торс.

– Я соскучился, – улыбается Дима.

– Так быстро? Мы же только утром расстались?

Дима садится в кресло, усаживая меня поверх себя.

– Да-а-а… Вообще-то, у меня наутро были кое-какие бесстыжие планы насчёт тебя. Но вторжение твоих родителей было таким внезапным, что пришлось перенести планы чуть позже. А ты по мне, значит, не скучала?

Дима обводит губами контуры ключицы и обхватывает пальцами талию через ткань футболки.

– Самую малость, – соглашаюсь я.

– Это несправедливо. Очень несправедливо. Я целый день думал о тебе, потом о тебе и снова о тебе. А ты чем занималась, жестокая и коварная соблазнительница?

– Кстати. О занятиях.

Я встаю с кресла и беру пластиковую карточку.

– Держи, Дима, твоя кредитка.

– Что? – удивляется он, переводит взгляд на кредитку.

И вид у него при этом такой, словно она может его укусить.

– Держи, Симакова Маша-растеряха, – дразню я парня.

Он вертит кредитку в руках с таким несчастным видом, что я не выдерживаю:

– Вот уже не думала, что у миллионеров жизнь такая невесёлая.

Дима вздыхает и прячет кредитку в нагрудный карман рубашки:

– На самом деле я надеялся, что потерял её где угодно, но только не у тебя.

– Увы, но твои надежды не оправдались. Стоп! Ты не рад, что я нашла твою кредитку? Давай выкину, если ты этому обрадуешься?

– Не стоит. Просто это всё… Блядь.

– У тебя что-то произошло? – не понимаю я.

– Ага. Ты увидела фамилию, вспомнила, что за фрукт…

– Ну, вообще, если уж на то пошло, не такой уж ты и знаменитый. Я о тебе ни разу не слышала до вчерашнего вечера. Мне о каком-то миллионере подруга все уши прожужжала и потащила с собой за компанию в клуб, чтобы ей не скучно было.

– И лучше бы эта пчёлка-Майя ничего не жужжала своим языком. Бесят.

– Кто?

– Да вот такие. Смотрят и ждут, что ты вывалишь перед ними красную ковровую дорожку и бриллиантами осыплешь с ног до головы. Прилипалы. Им пофиг на человека, но не пофиг на количество нулей.

– И как это относится ко мне?

Меня озаряет:

– По твоему мнению, я из этой же категории, да?

Я мгновенно встаю с колен парня:

– Значит, так, богатенький Буратино. Налево – шагом марш. И вот этот рассадник пыльцы и аллергии не забудь с собой забрать.

Я решительно шагаю в коридор и открываю дверь.

– Я даже тебе помогу: спущу все мудаковатые букеты вниз. И чаевые можешь оставить при себе, ясно?

– Эй, ты чего?

– Терпеть не могу вот эти веники вонючие! Красиво, конечно. И самую малость приятно. Минут так десять. А потом ходишь и спотыкаешься об этот гербарий.

Всю эту тираду я произношу, вытаскивая корзину за корзиной в коридор. Дверь соседней квартиры приоткрывается и выглядывает соседка любопытничая. Нет, её на самом деле распирает. Того и гляди, лопнет. А Дима тем временем заносит корзины в квартиру. Сизифов труд. Я – выношу, а он – заносит.

– Отвали по-хорошему, Кудряш, – прошу я.

– Ни хрена.

Он выхватывает у меня из рук корзину и заносит её.

– Заходи, – командует он мне.

– Чего? А ты, часом, не попутал? Это, вообще-то, моя квартира.

– Твоя, вот и тащи живо свою задницу в квартиру.

– Нет, пудель. Это ты выходи из моей квартиры и уматывай на все четыре стороны.

– Не зли меня, Поля. Я страшен в гневе.

– Я уже обделалась от страха. Слава богу, на всякий случай подгузник для взрослых надела минут десять назад. Тебя с квартиры выкурю, как грызуна из норы, и пойду сменю…

Кудряш шагает ко мне навстречу, загоняя в угол.

– Откровенно говоря, лучше тебе меня не злить, Фродо. Я карате занималась.

– Ага. А я тхэквондо.

– Я не шучу. Как залеплю тебе пяткой в ухо.

– Давай, – Дима встал напротив и даже ухом ко мне повернулся, – вот прям сюда бей.

– Боженька не велел обижать сирых, убогих и дураков! – отмазываюсь я, рука не поднимется на такого милого ангела, пусть и разозлившего меня минут за пять.

– Зато боженька велел: найди свою женщину и хватай её в охапку! – произносит Кудряш и претворяет заповедь божью в жизнь.

Он подхватывает меня под колени и перекидывает через плечо. Он заносит меня в квартиру, успевая притом щёлкнуть затвором замка. Дима шествует через всю квартиру и скидывает меня на кровать.

– Первый раз о такой заповеди слышу.

– А мне боженька её только что на левое ухо шепнул.

Дима забирается на кровать следом за мной и подминает меня под себя.

– Выпусти.

– Нет, – он расставил руки по обе стороны от меня, – не выпущу. Сейчас у тебя будет самый великолепный секс в твоей жизни.

– Секс будет у меня, а у тебя – нет.

– Как это? – прищуривается Дима.

– А вот так!

Я всё же умудряюсь выползти из-под него и встаю в дверях.

– Я сейчас займусь тем, что буду добывать себе на хлеб насущный. То есть трахаться с фотографиями тех, кого боженька обделил фотогеничностью. А ты потихонечку свалишь в закат.

– Я же сказал, что не собираюсь никуда сваливать. Я тут тихо посижу и не буду тебе мешать. Подожду, пока твой праведный гнев утихнет. И потом мы помиримся. Хотя я готов мириться прямо сейчас. Самый лучший секс – после ссоры.