Маргарита Ардо - Бессердечно влюбленный [СИ]

— Успокойся, — нахмурился я. — Я опытный фрирайдер.

— Ага, опытный! А ты спросил, куда вы едете прежде, чем сесть в вертолёт?! — кипела она, аж щёки раскраснелись. Пришлось и вторую руку поймать, а то совсем распоясалась. — Ты учёл правила по лавинобезопасности? Состав команды?! Погодные условия? Ты вообще на прогноз посмотрел?! Был обещан снегопад, а сход лавин опаснее всего при смене погоды! Сегодня уровень угрозы схода лавин был повышен до 4–5! Выше не бывает! Тем более на чёрных трассах! А у тебя ничего с собой не было: ни аппаратуры — всех этих биперов, лопат, щупов, ни специального лавинного рюкзака! Это безответственно! Во французских Альпах самый большой процент погибших среди фрирайдеров! Вот!

— Не кричи. Откуда ты всё это знаешь? — поразился я, ещё сердитый, но где-то в глубинах сознания понимающий, что она ведь права. Я поступил, как зелёный лох. Но зачем на меня орать?! Я не привык.

Она сдула с лица прядь волос и пыхнула:

— У меня за пять часов было время изучить это всё!!! И на лавины по телевизору насмотреться… — её голос стал вдруг тонким, как стаявший воск. Нижняя губа задрожала, а глаза налились слезами быстрее, чем лавина шарахнула мимо нас с Добровым. При мысли о лавине внутри меня что-то дрогнуло и стало стыдно. Я почувствовал, что к щекам приливает кровь. Кажется, я краснею? Офигеть, лет с двенадцати не краснел… Что делает со мной эта девочка?..

А Вика, будто читая мои мысли, громко всхлипнула:

— Что бы я делала, если бы ты… остался там?! Я не знаю, почему, но я тебя люблю-ю-ю, — хлынул водопад слёз. И от этого моё сердце дрогнуло ещё сильнее, чем от страха при надвигающейся лавине. Но теперь дрогнуло и растаяло, перед этим привычно затвердев от злости.

— Глупенькая, — я прижал её к себе крепко. — Ничего б со мной не случилось.

Она будто не слышала, ревела, как школьница, вздрагивая плечами и заливая горячими струйками мою шею и грудь. А казалось, внутрь проникала, в самое сердце. Подняла на меня глаза.

— Зачем, Миша?

Я чуть пожал плечами.

— Чтобы ты мной гордилась.

— Я горжусь, — всхлипывая, горько сказала она. — Только в следующий раз я просто умру, если так… Я хочу, чтобы мы с тобой… надолго. Вместе. Хотя это и глупо — жизнь запланировать невозможно…

— Можно запланировать. И я в этом силён, ты знаешь. Я тоже хочу. Вместе и надолго, — выдохнул я, глядя в её глаза. — Но при одном условии.

— Каком?

— Ты не будешь меня больше бить. И говорить мне, что делать.

— Тогда ничего не получится, — грустно сказала Вика. Опять совершенно искренне. Страшный этот неизведанный мной зверь — искренность.

Я испугался:

— Как? Почему?!

— Если ты устроишь снова такое, я просто взорвусь и потеряю сознание.

— Хм… Это ведь шантаж!

Она снова всхлипнула, улыбнулась и чуть подалась от меня назад:

— Да… Выбирай.

— Но ведь так не честно! — возмутился я, не собираясь её никуда отпускать.

— Зато справедливо!

— Ты понимаешь, что в твоих словах вообще отсутствует логика?

Она хлопнула ресницами, шморгнула покрасневшим носом и выдала:

— А что взять с натуральной блондинки?

Итить. Железный аргумент. И ведь не оспоришь. Пришлось поцеловать.

Я отстранилась от Миши и попросила:

— Пообещай мне.

— Что? — хмельной от поцелуя и усталости спросил он.

— …что если мы поженимся…

— Если?! — взлетели возмущённо его брови вверх, словно я произнесла что-то ужасное.

— Прости, когда мы поженимся и даже до того, ты всегда будешь помнить, что ты не один. И о тебе думает кто-то ещё. И переживает, когда ты рискуешь. Да, ты прав, ты должен принимать решение сам, я вмешиваться не буду, но просто помни об этом! Всегда! — с пылом потребовала я.

— Странно… — его глаза вглядывались в меня, словно искали за моими зрачками что-то.

— Что странно? — не поняла я.

— Нет, ничего, — мотнул он головой.

Я положила руки на его голые плечи и поймала взгляд, готовый ускользнуть в свои мысли.

— Пообещай, — чуть сжала я пальцами его атласную кожу, возвращая Мишино внимание к себе.

— Ладно. Обещаю. — Миша снова провёл горячей ладонью по моей щеке, приподнял мой подбородок и сказал прямо в глаза: — Я тоже тебя люблю.

Я счастливо заулыбалась: больше мне ничего и не нужно было.

— В душ пойдёшь?

— Угу, — кивнул мой загнанный Буцефал.

Что поделать, даже идеальные спартанцы иногда выдыхаются. Тем более после двадцати трёх километров на лыжах, в снегопад, неизвестно с каких вершин. Он выпустил меня из объятий. Я проследила, как он пытается идти в ванную ровным шагом, а не плестись, и умилилась этому его стремлению не показывать слабость. Мой герой! Хоть и глупый мальчишка. Когда не тиран на работе. Мальчишка и герой. Все сразу и в одном флаконе, неразделимо. Не соскучишься!

За окном уже было темно, я распахнула створку, впуская на подоконник пушистые снежинки. Поймала парочку хлопьев губами, как в детстве. Поёжилась. Ну и что, что мне будет холодно, зато Мише хорошо. Я расстелила постель, а затем прокралась потихоньку в душ и приоткрыла чуть-чуть дверцу, нагло подглядывая. Миша стоял ко мне спиной, опустив голову и позволяя упругим струям бить по затылку, а затем стекать по рельефным линиям тела в поддон. Боже, какая у него спина! Плечи широченные, шея мощная, лопатки чуть выступают, талия тонкая… А то, что пониже… ух, классное! И руки с выпуклыми трассами вен, сильные, мужские, даже когда расслабленные. Длинные, красивые ноги бегуна. Бог подарил мне бога… — подумала я и прошептала бесшумно кому-то там наверху «Спасибо», готовая подсматривать за Мишей целую вечность.

Мою созерцательную идиллию прервал звонок Мишиного телефона, потом моего и через секунду настойчивый стук в дверь. Бросив свой наблюдательный пост, я рванула в комнату. Тарабанили, не переставая. Что там, пожар случился?!

Я открыла дверь. На пороге стояла взволнованная Даха.

— Ой, а Михаил твой тебя нашёл? Он тут? Тут такое дело, такое… — затараторила она, тараща глаза.

— Нашёл. Он в душе, — проговорила я. — Да что случилось? Выкладывай!

За Дахой показалась физиономия чрезвычайно возбуждённого чем-то Маню. Аж нос покраснел.

— Можно? — спросила Даха на французском.

— Ну, не очень, — ответила я.

— Нам бы и с Мишелем поговорить, не только с тобой, — вставил Маню.

— Что такое? — послышался позади меня Мишин голос.

Я обернулась и увидела, что он стоит рядом в одном полотенце. Мокрый совсем. Сонный. Окно распахнулось от сквозняка на полную, и я бросилась его прикрывать: простудится же!

— Заходите и рассказывайте, — распорядился Миша на английском привычным директорским тоном. Словно при галстуке. — Садись, Манюэль. Дарья.

Они с Дахой сели по креслам, послушно, как пионеры. Но Маню тут же подскочил и запустил пятерню в космы: