Кристина Лорен - Сексуальный дерзкий парень [litres]

Я чувствую себя совершенно опустошенной и удовлетворенной, когда падаю без сил на кровать. Я чувствую его страх, его любовь, его панику. И наконец я даю выход тем рыданиям, которые стояли у меня в горле несколько часов. В наступившей полной тишине я понимаю, что мы оба знаем: я ухожу.

Он придвигается к моему уху, и голос его такой тихий, что я едва разбираю, когда он спрашивает:

– Ты когда-нибудь чувствовала, как будто твое сердце сжимается у тебя в груди, как будто кто-то держит его в кулаке и крепко сжимает?

– Да, – шепчу я в ответ, закрывая глаза. Я не могу видеть его сейчас, я уверена, что на лице его лежит глубокая печаль.

– Миа. Миа, мне так жаль…

– Я знаю.

– Скажи мне, что ты все еще… влюблена в меня.

Но я не могу. Моя злость все еще не прошла. И тогда, не ожидая моего ответа, он склоняется, чтобы целовать мои глаза, плечи, чтобы шептать мне в шею какие-то слова, которых я не понимаю. Мы постепенно восстанавливаем дыхание, и его губы находят дорогу к моим. Он целует меня как в последний раз, и я позволяю ему делать это, потому что это единственный способ сказать ему, что я люблю его, на прощание.

ЭТО КАЖЕТСЯ таким неестественным, что я встаю с постели первая и одеваюсь в полной темноте, пока он спит. Как можно тише я вынимаю одежду из шкафа и складываю ее в чемодан. Мой паспорт там, где Ансель и сказал, в верхнем ящике комода, и я с трудом сдерживаю слезы, готовые хлынуть из моих глаз. Большую часть моих туалетных принадлежностей я оставляю, собирать и упаковывать их слишком долго и шумно, а я не хочу, чтобы он проснулся. Конечно, мне будет очень недоставать моего нового дорогущего крема, но не думаю, что смогу уйти, если он проснется и будет молча смотреть на меня, и тем более если Ансель попытается заговорить со мной и уговорит меня остаться.

Я не совсем уверена в том, что поступаю правильно, какая-то часть меня сильно сомневается, что это хорошая идея. Я бросаю на него беглый взгляд – он спит одетый и прямо поверх покрывала. И продолжаю собираться, одеваться и обыскивать стол в гостиной в поисках ручки и бумаги.

Но когда я возвращаюсь в спальню и вижу его снова, я уже не могу отвести глаз. Только сейчас я понимаю, что вчера даже не смогла толком оценить, как потрясающе он выглядит. Темно-синяя зауженная рубашка подчеркивает его мускулистые плечи и тонкую талию, расстегнута до самого воротника, и мой язык набухает от желания склониться над ним и провести по самому любимому моему месту на его теле: от шеи до груди, от груди до плеча… Джинсы на нем сидят идеально, обтягивают ровно те места, которые надо, – бедра, там, где ширинка. Он даже не снял свой любимый коричневый ремень перед сном, только расстегнул. И внезапно мои пальцы тянутся к нему, мне так хочется стянуть с него штаны и увидеть, потрогать, ощутить еще один раз, последний, вкус его нежной кожи.

Наверно, это мне только кажется, но я как будто вижу, как бьется жилка у него на шее, и представляю, как веду по его шее языком. Я вижу, как его сонные руки запутываются в моих волосах, когда я стягиваю с него боксеры. Я даже могу себе представить отчаянное облегчение, которое увижу в его глазах, если разбужу его сейчас не для того, чтобы попрощаться, а чтобы заняться с ним любовью еще один, прощальный раз. Чтобы простить его и сказать об этом. Без сомнений, настоящий секс с Анселем был бы так хорош, что я забыла бы обо всем, что нас разделяет, в ту же секунду, как он коснулся бы меня. Но я изо всех сил стараюсь быть как можно тише и уйти, не разбудив его, и это означает, что я не могу дотронуться до него. Судорожно сглатываю плотный комок, который стоит у меня в горле, наверно, невыплаканные слезы, я резко выдыхаю, как чайник, из-под крышки которого вырывается пар. Внутри все сжимается, словно кто-то держит мой желудок в кулаке, скручивается, болит так, что трудно вздохнуть.

Я идиотка.

Но черт возьми. Он тоже.

Несколько долгих, мучительных секунд я не могу оторвать взгляд от Анселя, лежащего на кровати, и перевести его на ручку и бумагу в моей руке.

Какого черта я вообще собралась ему писать? Что я собралась писать?

Точно не прощальные слова. Если я его хоть чуточку знаю, а я знаю его, какие бы откровения меня ни поджидали сегодня ночью, он не остановится на этапе телефонных звонков и писем. Я обязательно увижу его снова. Но я ухожу, пока он спит, и учитывая особенности его работы, скорее всего, я не увижу его несколько месяцев. Так что это не самый подходящий момент и для записки типа «скоро увидимся».

Поэтому я выбираю самое простое и самое честное, пусть даже мое сердце завязывается в болезненный узел, когда я пишу эти слова:

« Это не навсегда. Это только сейчас.

С любовью,

Мне и правда нужно разобраться со своей собственной жизнью, прежде чем обвинять его в том, что он засунул свои проблемы в пресловутую коробку, а коробку – под пресловутую кровать.

Но черт возьми. На самом деле я хотела бы, чтобы было иначе: « сейчас, да, навсегда» .

На улице еще темно, когда я выхожу на тротуар и дверь подъезда захлопывается за мной. Такси ждет у обочины, приглушив свет фар, его силуэт кажется черным в желтом свете уличного фонаря. Водитель смотрит на меня поверх своего журнала, выражение лица у него кислое, лицо изборождено морщинами, которые появляются от постоянной усталости и недовольства.

Я вдруг понимаю, как выгляжу: волосы взлохмачены, вечерний макияж, который я делала накануне, не смыт, вокруг глаз темные круги от туши, темные джинсы, темный свитер… как какая-то преступница, пытающаяся раствориться в темноте. Фраза «Побег с места преступления» вертится у меня на языке, и я бешусь от того, насколько она подходит к моей ситуации.

Шофер выходит из машины и встречает меня у багажника, который уже открыт. Не вынимая сигареты из искривленного презрительной гримасой рта, он спрашивает:

– Американка?

У него такой сильный акцент, что облачко дыма вылетает из его рта с каждым гласным звуком.

Я чувствую, как во мне растет раздражение, но только киваю в ответ, не решаясь спросить, как он догадался и почему так решил. Потому что знаю: чуть что – и я взорвусь, как нарыв на большом пальце.

Он не замечает моей неразговорчивости, а может быть, ему просто наплевать, потому что он берет мой багаж и забрасывает его в багажник без всякого усилия.

Это та же самая сумка, с которой я приехала, я спрятала ее через несколько дней после приезда, потому что она выглядела слишком новой и неуместной в обстановке теплой и уютной квартиры Анселя. По крайней мере я себе тогда так сказала и засунула ее поглубже в шкаф около двери спальни, где она не отсвечивала постоянным напоминанием о том, что я здесь только на время, о том, что мое место в его жизни непостоянно и все закончится вместе с летом.