Саша Слова - Опасность заводит 2

Но вернуться пришлось, чтобы перемотать бесцельные остатки удушливого дня и дождаться Марка. Она поднялась наверх и приняла душ, пытаясь разбудить себя холодной водой. Но кроме раздражения внутри ничего не шелохнулось, всё то же полусонное оцепенение.

Не пробудили и обыденные заботы. Разбирая вещи, она долго не могла уговорить себя разложить одежду по ящикам. Да, она вернулась, но какой-то рубеж глубоко внутри так и остался не пройден. Что-то мешало и сковывало руки. Анна выдвинула верхний ящик и медитировала над ним минут пятнадцать прежде, чем забросила туда белье. После она нашла в гардеробной свои платья. Те, что не тронули. Будто кто-то начал собирать ее вещи и отвлекся, так и не доведя дело до конца и оставив смутное приглашение.

Быть может, дом и ждал ее, но все же стал чужим. Счастливые безмятежные моменты выветрились, словно память оставила окно нараспашку, или же Анна была далека от правильного настроения и считывала только пустоты. Изъяны. Последние дни, те последние дни закрыли собой всё остальное, и она помнила грубость Марка, его режущие взгляды и хлесткие слова. Теперь она понимала, почему он так вел себя и чего добивался, но воспоминания оставались воспоминаниями. Особенно в этом доме. Они оживали и одаривали даже интонацией, мельчайшие крупицы былого были рассыпаны здесь щедрой рукой.

Анна разделась и прилегла, завернувшись в одеяло с головой. Навалилась усталость, что забрала ее, уведя к обрывочным беспокойным снам. Ненадолго. Она проснулась от его присутствия. Марк упал на кровать, и Анна сперва почувствовала крепкий запах алкоголя, а потом его руки. Сильные, злые… Он нашел ее и притянул к себе, смяв в стальных объятиях.

— Марк, — произнесла она, пытаясь вывернуться, чтобы хотя бы сделать вдох.

— Я тут, малыш, — прозвучало издевкой.

Он был мертвецки пьян и явно не контролировал себя. Становилось душно и болезненно. И тесно, чертовски тесно, будто кроме его настырных касаний нет ничего. Марк буквально обвился вокруг нее, бесцеремонные руки нырнули под одежду и впились в кожу.

— Ты моя, — шепнул он, распаляясь.

Его пальцы коснулись груди и сжали, Анна машинально выставила руку, но он перехватил и опустил ее вниз, зверски стиснув кисть. Едва не сломав пальцы… И Анна вдруг подумала, каково, когда он бьет? Бьет мужчину? Наотмашь и со всем желанием причинить урон.

Она выдохнула со стоном, когда расцепившая капкан рука прошлась по животу и скользнула ниже, под белье. Анна ощутила его хозяйскую ладонь между ног, он сдавил и это не было лаской, пусть грубой. Нет.

— Ты вся моя, — повторил Марк злее.

И затих, отдав последние силы. Вскоре он начал засыпать, и Анна прислушивалась к его дыханию и искала момент, чтобы вырваться на свободу. Но даже самое осторожное движение пробуждало простой рефлекс, и он вновь усиливал хватку. В конце концов, она заснула в его руках, смирившись.

Утром Анна нашла себя на другом конце кровати. Она поднялась и заметила синяки на правой руке. Нервным движением потянулась к халату и быстро накинула его. Но рукав оказался предательски короток и не спрятал следы вчерашних прикосновений. Шорох за спиной почему-то заставил вздрогнуть, и она оглянулась, наткнувшись взглядом на лицо Марка. Он проснулся.

— Сделай мне укол, — бросил он сонным голосом.

Черт.

— Где?

— Посмотри в кармане пиджака.

Ничего не оставалось. Анна встала с кровати и прошла к креслу, в которое он бросил пиджак. Думал бросить. Поднимать пришлось с пола, но в кармане и правда нашелся черный сверток. Она расстегнула молнию и увидела два шприца экстренной помощи.

— Шипучка в стакан, нет? — спросила Анна.

— Не поможет, — Марк качнул головой и тут же скривился.

Конечно, нет. Она достала спиртовую салфетку и опустилась на пол. Марк спустил ноги и уселся перед ней, без подсказки начал закатывать рукав рубашки. Ей повезло в первые полминуты, Марк прикрыл глаза и не смотрел. Но, когда она почти закончила и убирала пустой шприц, его ладонь поймала ее пальцы. Он развернул ее руку и нахмурился. Синяки и правда выглядели гадко.

— Я что-то сделал? — спросил он.

И не дождавшись ответа, скользнул рукой под халат. Он откинул шелковую ткань и оглядел ее. Стало противно.

— Хватит, — попросила Анна и попыталась отстраниться.

Он не отпустил. Снова сила. Его рука напряглась и впилась в плечо. Он сам не замечал, как делал больно. Он окончательно переключился, и Анна отчаянно искала этот проклятый тумблер, чтобы перестроиться самой и перестать обращать внимание. Надо переждать и перетерпеть.

— Ответь.

— Ты был слишком пьян, чтобы трахнуть меня.

Он кивнул и опустил голову. Вновь закрыл глаза. И Анна пожалела о сказанном, она подхватила его руку со своего плеча, теперь он поддался, и нежно обняла ее пальцами.

— Расслабь руку, — сказала Анна.

И положила голову ему на колени, накрыв себя его ладонью.

— Просто расслабь, — Анна закрыла глаза и постаралась запомнить это мгновение.

Марк невесомо провел по ее волосам.

— Вот так, — шепнула она едва различимо.

Его мягкая, теплая ладонь.

— И не смей отсылать меня, даже не думай.

— Хорошо.

Он уехал. Анна нуждалась в передышке и поэтому осталась без споров. Этот день, чтобы накопить силы. Но уединение не захотело баловать ее. Бесконечный шум заставил спуститься вниз и подойти к окну. И она провела немало времени, следя за тем, как машины то и дело въезжают и выезжают через ворота. Пост охраны проверял каждую и отсылал к дороге, что огибала дом и выводила к большому гаражу и гостевому дому. Крепкие мужчины сновали по подъездной дорожке, негромко переговариваясь. Иногда в их руках были сумки, темные спортивные, набитые доверху. Одну из них занесли в дом. Анна услышала, как открылась дверь, а потом охранник побрел назад, уже без ноши.

Она вышла в холл и отыскала оставленную сумку в углу, около шкафов. Подойдя ближе, она различила полоску монтажного скотча, которую налепили рядом с молнией. Маркером кто-то написал на ней напоминалку: "отвезти отцу". Анна догадалась, что внутри, но все же подтянула ее к себе и раскрыла. Сверху лежала его кожаная коричневая куртка, а под ней несколько фоторамок с семейными снимками. Да, Север пошел в отца. Мужчина, стоявший рядом с ним на идеалистичном фоне горных высот, широко улыбался и приобнимал сына, положив руку ему на плечо. Ветер растрепал их светлые волосы… Ниже нашлась темная деревянная коробка, еще статуэтка… Она не стала лезть дальше. Застегнула молнию и ушла.

Далеко уйти не удалось. Даже на шаг. В гостиной, в спальне перед глазами все равно стояла та фотография. Его лицо, счастливое и беззаботное. Порыв, вдруг родившийся глубоко в груди, налился неконтролируемой силой, и она рывком снесла всё, что стояло на полке. Это что-то превратилось в осколки и мешанину из цветных деталей, которые уже не собрать, не склеить.