Луиза Бей - Король Уолл-стрит

— Ты можешь подняться, милая. На втором этаже первая дверь справа.

Я улыбнулась и глубоко вздохнула. Я действительно собиралась это сделать.

Поднявшись по лестнице, я посмотрела наверх. Отец поджидал меня, наблюдая, как я поднимаюсь.

— Харпер. Я рад тебя видеть.

Он вел себя так, как будто это было обычным делом, что я пришла к нему. Всего три или четыре раза я была в этом доме за всю свою жизнь, а за последние пять лет вообще здесь не появлялась.

— Спасибо, что согласился встретиться со мной, — ответила я. Честно говоря, я не совсем понимала, что могу еще сказать.

— Конечно. Я восхищен. — Когда я достигла вершины лестницы, он схватил меня за руки и поцеловал в щеку. — Мириам предложила тебе что-нибудь съесть или попить?

Я усмехнулась.

— Вчерашнего жареного цыпленка, но я не голодна.

— Хорошо, хорошо. Пойдем.

Мы вошли в его кабинет в бледно-голубых и белых тонах, который напомнил мне океан. После того, как я в последний раз была у него, комната претерпела изменения, видно сделали косметический ремонт. Я села на стул напротив стола. Он тоже опустился, потом снова встал.

— Извини, нам не стоит оставаться здесь. Мы можем спуститься в сад. Если ты хочешь?

Он нервничал. Я была спокойна. Я редко видела его таким нервничающим, как правило, он всегда действовал так, как будто все происходило и развивалось по его правилам.

— Я не против и здесь, — ответила я, покачав головой. — Здесь хорошо.

Он обратно опустился за стол.

— Ну, если так… Мириам отправила тебя сюда, потому что я не так хорош с лестницей — повредил колено, играя в теннис прошлым летом.

Я не могла вспомнить, чтобы мой отец был таким открытым и делился со мной столь личным.

— Как ты? — поинтересовалась я.

— Нормально, но я становлюсь старше, и тело уже не так быстро двигается, как раньше, когда я играл в теннис. — Он откинулся на спинку кресла. — Мне очень приятно тебя видеть. — Он кивнул, словно пытался убедить себя. — Нам не удалось поговорить о многом, как я хотел за ланчем. Как ты? Тебе нравится жить в Нью-Йорке?

Я чувствовала себя так, словно отправилась в театр, а во время антракта вернулась на свое место и обнаружила, что смотрю совершенно другую пьесу. Мой отец разговаривал со мной так, словно я отсутствовала всего лишь несколько месяцев, а не вообще в его жизни.

— Нормально. — Я сжала в кулаки руки. — Полагаю, тебе интересно, почему я пришла…

— Я не виню тебя за то, что King & Associates отменил нашу встречу, если ты пришла из-за этого. Мне не следовало просить, чтобы тебя заменили. Я просто подумал, что будет легче, если…

— Что? — Легче? Возможно, для него и будет легче.

— Но все хорошо, что хорошо кончается. Ты пришла.

Разговор шел совсем не так, как я планировала. Я хотела задать ему вопросы, чтобы он ответил, наверное, наполовину соврав. Я понятия не имела, что происходит.

— Я не следила за этим. King & Associates отменили встречу?

— Да, и это нормально. У нас отличные внутренние ресурсы.

Зачем Макс это сделал? «ДжейДи Стэнли» мог сделать его значительно богаче, чем он уже был.

— Вчера. — Он нахмурил брови. — Ты не знала?

Мысли Макса об отмене презентации создали водоворот вины у меня в животе. Разве не этого я хотела? Я отрицательно покачала головой. Мне необходимо сосредоточиться здесь и сейчас, а не отвлекаться на мысли о Максе.

— Могу я задать тебе вопрос?

Я прямо почувствовала, что отцу стало немного некомфортно, но он кивнул.

— Почему ты не предложил мне работу в «ДжейДи Стенди»?

Вот оно. Это конец. И даже, если бы я не получила ответа, я все равно почувствовала облегчение от того, что, наконец, озвучила этот вопрос.

Отец открыл рот, но не произнес ни слова. Он вздохнул, облокотив голову на стул. Несколько неловких секунд мы молчали, прежде чем он, наконец, сказал:

— Послушай, я знаю, что был не очень хорошим отцом.

Я никогда не ожидала услышать от него эти слова. Мой желудок сжался и стал бурлить и инстинктивно я осмотрелась вокруг в поисках мусорной корзины, выискивая куда бы смогла притулиться, если вдруг что… Я открыла дверь «сундука Пандоры» и теперь ее нельзя было закрыть, я потеряла контроль над этой ситуацией, как будто рухнула в кроличью нору.

— Пока вы были маленькими я уделял вам мало времени, но также не смог выстроить свои отношения ни с одной из ваших матерей, я всегда чувствовал себя мошенником, когда проводил время с любым из вас. Мне было легче откупиться деньгами и заняться своим бизнесом.

— Мошенником? — спросила я. Разве в данный момент он не говорил, что ему было неудобно, поэтому и воспользовался легким выходом?

Он поднял бровь.

— Меня нельзя назвать хорошим семьянином, хотя твоя мать была хорошим человеком.

— Я знаю. —Мне не хотелось, чтобы он говорил о моей матери. — Она сделала для меня все, что могла.

— И она проделала чертовски отличную работу, учитывая, кем ты стала. Ты красивая, жизнерадостная, превосходная женщина. И я не могу присвоить всю эту славу себе.

Мы оба могли бы согласиться, но мне было неудобно об этом говорить. Я ожидала услышать его аргументы, оправдания того, что он сделал. Но вместо этого я испытывала чувство вины. И, если честно, не знала, что мне делать.

Я точно хотела услышать то, что он мне скажет?

— Я понимаю, что это дерьмовое оправдание, но это было лучшим, что я мог сделать, не ухудшая ситуацию. Лучший способ, который был мне известен — вносить свой вклад деньгами.

Знал ли он, что его поведение способствовало появлению у меня неуверенности, переживаний и недоверию? Он полностью был сосредоточен на том, что мог дать, а не на том, что забирал.

— И я был молод, поэтому работал по двадцать часов в сутки… — Его глаза стали огромными. — Ты же знаешь, мне нравились женщины, и я нравился им. Поэтому сейчас считаю, что тогда был настоящим лицемером, пытающимся поиграть в семьянина.

— Мне кажется, одного раза, когда от тебя забеременела девушка, было вполне достаточно, чтобы поиграть в семьянина. — Моя мать была первой женщиной, которая забеременела от него, и он должен был усвоить этот урок.

Он кивнул.

— Ты права. Я не только совершал ошибки в своей жизни, но и постоянно их повторял. Но с другими детьми я поступал точно также. Я описываю тебе свои причины, почему я так поступал, почему так поступал с тобой.

— Ты не ответил на мой вопрос.

Он вздохнул.

— Почему я должен был предложить работать у себя, если ты настолько явно выражала свое презрение ко мне? С твоими братьями было все по-другому, они разрешили мне загладить свою вину.

Я засмеялась.

— Отлично. Получается, что это моя вина, что ты не предложил мне работу? — Настолько типично для мужчин, переложить вину на кого-то другого, я же могла это предположить, так чему я так удивляюсь.