Дж. Рид - Прекрасное безумие

Это все равно не имеет смысла, потому что она ушла, не спросив меня.

Если…

Я застываю, когда внезапное осознание поражает меня.

Она ушла, чтобы я провела время только с Келланом… и избавилась от паутины между ног.

Я знаю это, потому что это именно то, что кто-то, такой как Мэнди, будет делать.

Очевидно, я должна буду рассказать своей подруге-идиотке, что ее попытка была напрасной.

Так, стоп. Я женщина, у которой есть мораль, или, по крайней мере, кто-то, кто пытается иметь мораль.

Как только я останавливаюсь перед зеркалом, я съеживаюсь.

Мои волосы в беспорядке, глаза опухшие и обрамленные темными кругами.

Я похожа на тряпичную куклу.

Келлан, похоже, не возражал.

Он, кажется, хочет меня так же сильно, как я хочу его. Я просто не имею ни малейшего понятия почему.

Почему я вообще задаю себе этот вопрос?

Каким бы ни был ответ, я должна бежать от него, не сообщая ему, что я это делаю. Хотя я бы не прочь немного повеселиться, мое сердце бьется слишком быстро возле него, что никогда не является хорошим знаком.

Я надеваю вчерашние джинсы и топ, провожу рукой по моим волосам, затем накладываю тушь и чистый оттенок красной помады. Наконец, я выхожу из спальни, уверенная, что смогу это сделать.

Я не могу этого сделать.

Сделав глубокий вдох и выдохнув, я направляю свой взгляд на кухню, которая была мужественной, украшенной множеством темного дерева и дорогой нержавеющей сталью.

Кухня огромная и, вероятно, единственная современная часть дома. Ее восточная сторона полностью сделана из стекла. Снаружи леса простираются на многие километры. Вдалеке мерцает озеро ярким светом. Несомненно, место очень красивое!

Но по сравнению с Келланом, это ничего.

Он хлопочет, наливая две кружки дымящегося кофе, сгребает несколько слоев тоста и перекладывает на тарелку рядом с отварным яйцом, сыром, беконом и вафлями. Затем он возвращается к приготовлению омлета, что дает мне возможность поглазеть на темные кончики его волос, задевающие воротник его рубашки. От его широких плеч к низко сидящим джинсам и ковбойским сапогам — все просто кричит о сельской жизни.

И — какой красавчик!

Если бы я не знала наверняка, я бы усомнилась, что это тот же человек из Нью-Йорка, который был одет в костюм и вышел из самой дорогой машины, которую я когда-либо видела.

Итак, что он здесь делает?

Погруженная в свои мысли, я не понимаю, что он уже обернулся и теперь смотрит на меня.

— Если тебе нравится представление, я буду рад предоставить более углубленное, — говорит Келлан.

Хмурый взгляд его потрясающих глаз, не соглашается с юмором в голосе.

— На самом деле я также не против прикосновений. Я даю и беру в равных мерах.

Я не могу поверить, что он поймал меня за разглядыванием.

И что с этим парнем и его сексуальными намеками?

Тепло разливается по моему лицу. Я поспешно оборачиваюсь, но знаю, что он увидел явное проявление румянца.

— Нет ничего подобного, — бормочу я.

— Конечно. Поэтому ты продолжаешь говорить, но я уверен, твои трусики расскажут другую историю.

Мое дыхание замирает, но только на мгновение, пока я не осознаю, что это только флирт Келлана. Он не может понять, насколько верно его утверждение.

Я кладу ногу на ногу и наблюдаю, как он ставит две тарелки и кружки на стол, затем плюхается в кресло справа от меня. Когда он это делает, его нога касается меня. Я настолько осознаю внезапный физический контакт, что мое дыхание замирает в горле, и я чуть не подпрыгиваю, когда мою кожу опалило жаром.

— Ты рассказала своей подруге про меня, — говорит он.

Его заявление — это так внезапно, я поднимаю глаза от удивления. — Что заставило тебя это сказать?

— Это факт.

— Да. Я делаю глоток кофе и обжигаю свой язык в процессе. — Очевидно, я сделала это, в случае, если бы ты был преследователем или сталкером или что угодно.

Блин, Мэнди!

Почему она не может держать свой большой рот на замке?

Келлан жестом показывает в мою тарелку. Она по-прежнему передо мной, нетронутая.

— Тебе нравится омлет?

Пытаюсь играть хорошо, я хватаю вилку и пробую его.

— Я ем.

— Я приму это как комплимент.

Я наклоняю голову.

— Ты должно быть хороший повар.

— А ты хороший гость.

— Спасибо, я полагаю, — бормочу. — Ты говорил, что твой автомобиль отремонтировали?

К счастью, он отстраняется, и я могу снова дышать.

— Ты не можешь восстановить Ламборджини, Ава. — Он смотрит на меня, как будто я абсолютно безумна, даже предлагая такую возмутительную вещь. — Я попробовал, а затем обменял его на новый.

— Ах. Это имеет смысл, — сухо говорю я. — Теперь, когда ты избавился от вмятины, ты купишь новую машину, если тебе также понадобится замена шин?

— Наверное, — говорит он, даже не пытаясь смириться с моим сарказмом. — А как твоя машина?

Я пожимаю плечами.

— Всё та же самая, все в том же состоянии.

— Почему ты не взяла деньги? Ты могла бы легко её отремонтировать. — Его взгляд пронзает меня с такой силой, что я чуть не вздрогнула.

— Что?

— Я выписал тебе чек, — медленно говорит он. — Почему ты бросила его в меня?

Я щелкнула языком по губам, потеряв дар речи. Его взгляд прилип к моим губам, и на мгновение его глаза затуманились, как будто он на расстоянии в миллион миль.

Что я могу сказать?

Что я бы чувствовала себя дешевкой, беря у него деньги? Что явно не имеет никакого смысла.

— Это было слишком много, — бормочу я. — Ты не был реалистом. Кроме того, я тебя не знала.

Он кивает и отводит взгляд. Воздух тяжелый, с чем-то, что я не могу определить. Я не знаю, что делать с собой, поэтому я просто делаю еще один глоток кофе.

— Ты всегда так…

— Разумна? Рациональна? — Я предлагаю два слова, которые Мэнди бросала в меня в течение многих лет.

Он качает головой.

— Нет. Я больше думал о честности и искренности.

То, как он суммирует эти черты характера, делает их отчетливо отрицательными.

Может быть, я должна была придержать свои слова о замене шин.

— Итак, где Мэнди? — спрашиваю я, желая сменить тему, прежде чем мы оскорбим друг друга.

— Она направляется в город.

— Не могу поверить, что она просто ушла, не сказав мне. Она сказала, почему?

Он качает головой.

— Нет, только что это срочно и что ей нужно что-то в магазинах.

Я смотрю в окно. На улице все еще ветрено, но облака исчезли. Когда Мэнди говорит, что что-то срочно, обычно это не так. Надежда расцветает во мне. Если Мэнди решила идти, тогда на улице будет ясно, и мы уедем к полудню. Она скоро вернется, и мне больше не нужно будет быть наедине с ним.

— Она должна была сказать мне, — говорю я, хотя я знаю, что я похожа на маленькую девочку, которая боится остаться наедине с ее первой любовью.