Анна Берсенева - Ядовитые цветы

– Ну и прекрасно! – подытожила Наташа, сглаживая легкую напряженность разговора. – Лиза поживет у нас, осмотрится, а там видно будет. А сейчас – спать, ребята, иначе я завтра просто не встану. Ведь неделю почти без сна, вот приеду в Германию и вместо работы впаду в летаргию.

Лиза пошла в ванную последней, когда Николай и Наташа уже закрыли за собою двери спальни. Включила длинную матовую лампу над зеркалом и вдруг словно впервые увидела себя… Кто это смотрит из серебристой зеркальной глубины – она, Лиза? Она не слишком привыкла заниматься своей внешностью, часами разглядывать себя в зеркале, подбирая косметику или прическу, как большинство ее подруг. Это было не равнодушие к своей внешности, а что-то совсем другое – незнание себя? Лиза никогда не думала о себе отвлеченно, она так привыкла к себе – обычной, предсказуемой, – что даже не знала толком, как выглядит, красива ли она. Она и сейчас не могла бы сказать этого наверняка, но что-то поразило ее сегодня в собственной внешности, заставило пристальнее вглядеться в свое отражение. Матовая лампа не освещала всей ванной, и из полумрака на Лизу глядела совсем юная девушка: мягкий, светящийся абрис округлого лица, светлые, с пепельным оттенком, волосы заплетены в длинную косу, только на лбу и на висках трепещут выбившиеся легкие завитки, губы полуоткрыты, и от этого выражение лица кажется не то растерянным, не то манящим. Будь Лиза постарше и поопытнее, она могла бы оценить, как пленительно это сочетание несовместимых черт, воплощенное в нежной линии ее губ. Но об этом ли ей было думать! И – глаза… В них-то главным образом и всматривалась Лиза с таким удивлением, точно видела впервые. Непривычное освещение заставило ее глаза сиять особенным, загадочным светом, который так и лился из их прозрачной виноградной глубины. Какое-то странное, таинственное обещание переливалось в них, и Лиза даже испугалась на мгновение: впервые в жизни ей показалось, что она не знает, чего ждать от самой себя уже через минуту…

Она торопливо включила верхний свет. Глупости какие, померещится же черт знает что! Просто устала с дороги, впечатлений много, а она ведь вообще впечатлительная, это и мама ей всегда говорила. Надо принять душ и отправляться спать поскорее. Завтра Наташа весь день будет собираться, почти все их вещи до сих пор по чемоданам и ящикам, предстоит, как она сказала, настоящее светопреставление!

После душа, набросив длинный махровый халат, который дала ей Наташа, Лиза распустила косу, и волосы накрыли ее плечи светлым, блестящим водопадом. Расчесавшись, она вновь заплела их и, стараясь не шуметь в темноте, пошла в гостиную, где ей было постелено на том самом роскошном диване.

Лиза уснула быстро, даром что на новом месте, и снилось ей, наверное, что-то ясное и счастливое: она то и дело улыбалась во сне, только вот никто этого не видел.

Лиза Успенская родилась в Новополоцке и, если не считать редких поездок к брату в Москву, никуда оттуда не уезжала. Не потому что она в свои девятнадцать лет была домоседкой, а просто – так уж складывалось, куда ей было особенно ездить одной? Однажды в детстве мама возила их с Колей на Черное море, но для вдовы-учительницы с двумя детьми это было накладно, и Лиза в основном проводила лето в лагере на берегу Западной Двины, которая плавным своим течением делила город на старинный Полоцк и индустриальный Новополоцк. Еще ездили однажды с классом на зимние каникулы в Петербург, и этот город поразил Лизу, но совсем иначе, чем Москва: она до сих пор помнила его величественную холодность. Но та школьная поездка так и осталась единственной.

Наверное, она любила бы путешествовать – во всяком случае, еще лет десяти с удовольствием брала в библиотеке книги о разных странах, подолгу листала их перед сном. Но в ее вынужденном сидении дома не было ни капли горечи. Лиза так же не замечала того, что никуда не ездит, как не замечала тесноты в квартире. Потом, потом ее ждет что-то совсем другое, и стоит ли убиваться оттого, что жизнь не преподносит ей все сюрпризы сразу? Нет, Лиза не была склонна к философствованиям, просто какой-то будоражащий, но терпеливый огонек, горевший в ее душе, освещал будущее ровным, хотя и неясным светом.

Ей нравился ее город. Конечно, не Новополоцк – химический, комбинатский, – а старинный Полоцк на другом берегу реки. Лиза любила и белый, величественный собор Софии Полоцкой, и тихий Спасо-Евфросиниевский монастырь на берегу Полоты, которая вливалась в Двину у самого города. Она приходила в Спасо-Евфросиниевский – посмотреть древние фрески, и долго вглядывалась в темные, почти неразличимые и суровые лики святых. А в Софийском фрески были яснее, светлее – в красных, зеленых и белых тонах, и Лиза даже различала сине-голубые, серо-желтые оттенки во фреске, изображавшей Евхаристию. Ей и самой было странно – почему так нравятся ей эти плохо сохранившиеся изображения на стенах, ведь она не была ни художницей, ни историком, и быть не собиралась, и молитвенного чувства фрески в ней не вызывали. Но Лиза привыкла доверять своим чувствам, чего бы эти чувства ни касались – книг, друзей или старинных красок на стенах.

Впрочем, она и рисовать пробовала тайком, стесняясь своего неумения. Ей нравилась акварель, но она никак не могла понять: что нужно делать, чтобы пейзаж на картине вдруг начинал волшебным образом отличаться от того, в который Лиза внимательно вглядывалась, стоя на берегу реки?

Однажды мать увидела ее первые этюды и изумленно ахнула:

– Лиза, до чего ж похоже!

Никто не говорил Лизе, что должно быть не похоже, но она почему-то догадывалась об этом сама, и ее вовсе не обрадовала материнская похвала.

В этом увлечении рисованием прошел весь ее восьмой класс; ей исполнилось пятнадцать. Под ее письменным столом уже громоздилась целая гора папок с рисунками, а она все ходила на Двину, пытаясь понять: что же не дается ей, почему она так недовольна аккуратной речной излучиной, появляющейся под ее рукой?

Она, наверное, так и не поняла бы этого, если бы не одна случайная встреча.

– Неплохо, милая барышня, – вдруг услышала Лиза и испуганно оглянулась.

Рядом с нею стоял высокий широкоплечий мужчина в большой войлочной шляпе с обвисшими полями и смотрел на нее одобрительно и насмешливо.

– Неплохо изображаете, – повторил он. – Учились где-нибудь?

– Нет, я сама, – пролепетала Лиза.

«Откуда он здесь взялся? – подумала она. – Подошел как неслышно…»

– Неужели сама? Надо же, а техника какая-то есть. Но вы, я вижу, недовольны своей работой?

– Как вы догадались?

От удивления у нее даже страх прошел перед этим странным человеком.

– Нетрудно догадаться, я ведь за вами давно наблюдаю. Лицо у вас было такое недовольное, губку прикусили. Что же вам не нравится, позвольте узнать?