Тамара Шатохина - Серебряные слезы [СИ]

— Он что — стырил его с прииска?

Он кивнул, разглядывая самородок.

— Если предупредил, значит — да. Или нашел сам, но припрятал, что одно и то же. Дай попробую на вес, — протянул он руку и взял сердце с моей ладони, — солидно. Взвесим дома. У нас есть электронные весы — когда патроны заряжаем, взвешиваем дробь. Но здесь солидно…

Да, сердечко было увесистым. Я почувствовала, что пригрелась и относительно мягкий теперь ход машины укачивает и становится слишком уютно и тепло… Печка согрела воздух в кузове, разморило…

— Жень, как ноги, я не мешаю? Я чего спрашиваю? Укачивает, спать хочется.

— Нормально, спи. Сейчас, лежа, уже вполне терпимо. И это последние неприятные ощущения. Скоро Лес… там боль уйдет совсем.

— Я боюсь — двину копытом во сне и по ногам тебе…

— Спи уже… я тоже отключаюсь. Не спал в дороге. Я шапку твою скину — мешает.

— Угу, только голова не мытая.

— У меня тоже… Маша, я придержу тебя за куртку? Он на одной гусенице всегда поворачивает и если правый поворот — тебя скинет вниз.

— Держи, конечно, пока не уснул… Я на бок лягу, чтобы больше места…

Он подгреб меня к себе, а второй рукой перехватил через шею за плечо: — Все, спи… Двести километров почти.

Меня разбудили голоса. Сквозь плотную еще дрему я слышала:

— Ну, слава тебе, Господи… А что ж не сказали ничего? Они оженились уже или невеста еще?

— Маманя, это просто гостья. Я расскажу все… Вытаскивать Женьку нужно как-то через эти ящики… Я их так сам не сдвину. А пугать ее не хочу. Потом вдвоем с ним… Женя! Маша! Приехали. Выстывает, приморозитесь там…

— Да у них там уже холодно, Заринька…

— Фис, я за механика-водителя, а не истопника им… Одну закладку сделал. Подбрасывали бы, а не дрыхли всю дорогу. Не вымерзли же… Эй, просыпайтесь!

Я разлепила глаза. Мы так и лежали с Женей на боку, только теперь он не только обнимал меня руками, но и ногой подгреб. А я прислонилась к нему, прижимаясь тоже, потому что было прохладно. И смотрела теперь на его ногу — он поднял ее на меня во сне сам. Так что — это уже то место, где совсем болеть не будет?

Толкнула его локтем: — Эй, ну и сон у тебя богатырский. Выпускай меня, раздавил совсем. Женя, доехали уже.

— Я слышу все, — сонно пробормотал он мне на ухо.

— Так отпусти.

— Как ты себе это представляешь? Затекло все. Попробуй сама — как тебе?

Я попыталась двинуться.

— Зараза, руку хоть подними. — За ящиками виднелись женские лица, с любопытством наблюдающие за нами. — Здравствуйте, меня Маша зовут. Я сейчас выползу как-нибудь. Женька, это уже просто вредность! Руку убрал!

Женщины были разного возраста — пожилая и молодая. Мне не было почему-то стыдно, что нас застукали в такой двусмысленной позе. Я злилась, и злость помогла собраться с силами и вывалиться на пол. Хотелось потянуться всем телом, но встать в полный рост здесь не получится. Я полезла через ящики. Елизар подхватил и поставил меня на снег. Я еще раз представилась и даже слегка поклонилась женщинам. Обе светловолосые, светлоглазые, как сестры. Та, что моложе — с животиком, заметным под широкой мужской курткой. Обе в теплых спортивных костюмах и пимах.

Меня коротко обняла та, что постарше:

— Добро пожаловать, Машенька. Я тоже Мария. Зови тетя Маня. Фиса, веди ее в дом, сама не мерзни.

Женщина с животиком потянула меня к дому. Было светло, середина дня, наверное. В деревянный дом, стоящий на высоком фундаменте из огромных бревен, вел вход через высокое крытое крыльцо. Мы поднялись по ступеням, вошли в сени, потом в большую комнату.

— Это горница. Тебе комнату маманя выделит. Садись, грейся. Сильно замерзла? Пить хочешь?

— В туалет хочу, — ответила честно.

— А… это сюда, ходи за мной.

Когда вошли в дом остальные, я уже разделась, умылась и пыталась помочь Фисе собрать на стол. Елизар внес брата и усадил на лавку. Оглянулся с удовольствием.

— Ну, чем кормить будут?

— Хлеб, соленья, каша молочная пшенная и робленка.

— О, робленку… — по-детски загорелся Женя и подмигнул мне: — Ох и вкусная вещь, я тебе доложу. С теплым хлебушком.

— И все? — удивился хозяин.

— А ты сообщил, что сегодня будете?

Настала моя очередь: — Так у меня же полная сумка… Фиса! Там же для тебя Клондайк! Елизар, где все?

Скоро все сидели за столом и пробовали дедушкины взятки с холодной вареной картошкой. А я наворачивала теплую кашу, а потом ела ложкой необыкновенно вкусную ряженку с коричневыми пенками… Смотрела, как хозяин ставит возле печки большой самовар, одевает на него коленчатую трубу и выводит ее конец в круглое отверстие в боку русской печи. Потом сует внутрь бересту, щепочки, поджигает их. Я откинулась на деревянную стенку и чувствовала себя, как дома, принюхиваясь к легкому запаху дымка…

Когда поели, и Фиса вынесла на холод рыбу и все остальное, на стол поставили закипевший самовар, мед, варенье, теплый хлеб, сушки. Запахло травяным чаем, стали разливать его по чашкам…

— Как же у вас здорово тут… Просто рай земной.

— Ага, — подтвердил Женя и хлопнул на стол самородок. Все замолчали.

— Земляное сердце? — протянул леший, — откуда?

— Иван подарил, — ответила я, — говорил, что я его сильно выручила, дав возможность отдать долг чести. И что доверяет, но просил хранить втайне.

— А ты знаешь, что это тройной талисман? Он удача — просто от того, что дался в руки и обещает этим удачу. Он всегда большая любовь, потому, что символ ее — человеческое сердце. И он здоровье всему роду, пока в роду обретается. Я знаю о двух таких, трех теперь.

Я обмерла…

— Он представления не имел обо всем этом, наверное. У меня есть его визитка, можно связаться, отдать… Если это такая ценность, то нужно вернуть. Его роду оно тоже не помешает, наверное.

— Да оно само решает, к кому попадет. Когда он отдавал его, то что при этом сказал тебе? Вы долго разговаривали, как будто век знакомы.

— Сказал, что сейчас решил отдать его мне, только что. И он знал, пожалуй… Да, знал, потому, что сказал — это тебе на большое, просто огромное счастье.

— Вот видишь? Зацепила ты его чем-то, доверился тебе.

— А летом мне рожать, приехать больше не получится — я так и сказала. Он смеялся, что не судьба.

— Да… не судьба.

— Машенька, а что за Иван? Он понравился тебе? А ребеночек что? — разволновалась тетя Маня.

— Он… да, понравился, как человек. Таким, наверное, и должен быть мужчина. Он настоящий… Некрасивый, старый…но надежный, честный, сильный. За таким пойдешь на край света, если позовет.

— А если бы позвал?

— А он звал… летом ждал бы. Только как экскурсовод. А если вы о другом… Я не гожусь для этого. У меня же волчонок будет, то есть — мальчик. И я… мужчине, похоже, со мной не очень… хорошо. Так зачем кого-то разочаровывать? — закончила я уже бодро и с улыбкой.