Элли Кеннеди - Цель

– Ты права, – Хоуп ерзает на месте. – Как Такер? У вас, ребята, все по-настоящему.

– Да, у нас есть кое-что, – бормочу я.

– Что это значит? Вы встречаетесь с конца октября, больше четырех месяцев. В Сабрина-ленд вы могли бы уже обручиться.

Если быть точнее, то восемнадцать недель и три дня, но кто считает, кроме меня и моей акушерки?

Прежде чем Хоуп успевает спросить еще что-нибудь, с привычным «простите, я опоздала» влетает Карин и обнимает нас обеих сразу.

Тут же появляется Ханна с моим молоком и еще двумя меню, но сразу уходит обслуживать другой столик.

Хоуп хватает Карин за талию и втаскивает ее за столик.

– Мы тебя прощаем, – говорит она, затем поворачивается и сурово смотрит на меня: – Выкладывай.

– Карин еще даже пальто не сняла, – протестую я, хотя даже не знаю, зачем оттягиваю неизбежное. Стыдно не знать, как правильно пользоваться контрацептивами, а рожать ребенка – нормально. По крайней мере, это – моя текущая мантра.

– К черту Карин с ее пальто. Она тут. Давай говори.

Я делаю глубокий вздох и, поскольку нет легкого способа сказать это, просто выпаливаю:

– Я беременна.

Карин застывает, не успевая до конца снять пальто.

Хоуп роняет челюсть на пол.

Рукой, застрявшей в рукаве, Карин подталкивает Хоуп.

– Сегодня первое апреля? – спрашивает она, не сводя с меня взгляда.

Даже отвечая Карин, Хоуп, как и все остальные, не может оторвать от меня взгляд.

– Не думаю, хотя уже сомневаюсь.

– Это не шутка. – Я делаю глоток молока. – Почти пять месяцев.

– Пять месяцев ? – Хоуп кричит так громко, что почти все в забегаловке поворачиваются в нашу сторону. Склонившись через стол, она повторяет это, на этот раз шепотом: – Пять месяцев?

Я киваю, но, прежде чем успеваю добавить что-то еще, подходит Ханна, чтобы принять заказ. Аппетит Хоуп и Карин, очевидно, испорчен новостями, но я голодна, так что заказываю сэндвич с индейкой.

– У тебя уже есть живот? – Хоуп по-прежнему выглядит немного растерянно.

– Небольшой. Я все еще могу носить эластичные брюки. Но никаких джинсов в обтяжку.

– Ты была у врача? – спрашивает она. Карин все так же молчит.

– Да, у меня страховка на работе. Вроде все хорошо.

– Ты планировала расказать об этом после того, как родишь? – с горечью говорит Карин.

– Я даже не была уверена, что сохраню его, – признаюсь я. – А когда приняла решение… мне было стыдно. Я не знала, как вам сказать, девчонки.

– Знаешь, еще не слишком поздно, – отвечает Хоуп с ободряющей улыбкой.

Карин светлеет от этой мысли.

– Точно. Ты все еще можешь сделать аборт до конца третьего триместра.

То, что они не поддерживают меня, ранит, но вместе с тем почему-то лишь укрепляет решимость. Вся моя жизнь – это сомнения в себе, которые постоянно приходится преодолевать.

– Нет, – твердо говорю, – я хочу этого.

– А как же Гарвард? – требовательно спрашивает Хоуп.

– Я все еще собираюсь там учиться. Ничего не изменилось.

Мои подруги обмениваются взглядами, которые как бы говорят: «Она безнадежда, вопрос только в том, кто скажет ей об этом». Полагаю, это право получает Хоуп.

– Ты действительно думаешь, что ничего не поменялось? – спрашивает она. – У тебя ведь будет ребенок .

– Знаю. Но миллионы женщин рожают детей каждый день и продолжают оставаться дееспособными людьми.

– Тебе будет очень тяжело. Кто будет смотреть за малышом, пока ты на занятиях? Как ты собираешься учиться? – Она тянется через стол, чтобы пожать мою безвольно лежащую руку. – Я просто не хочу, чтобы ты чувствовала, будто совершаешь ошибку.

Мое лицо каменеет.

– Я по-прежнему собираюсь в Гарвард.

То ли мой тон, то ли выражение лица убеждают их, что я приняла окончательное решение. Как бы там ни было, они понимают это и, несмотря на явный скептицизм на лицах, переходят к другим вопросам.

– Девочка или мальчик? – спрашивает Карин. – Стой… Отец ведь Такер, верно?

– Конечно, отец – Такер, а пол я не знаю. Мы еще не делали ультразвук.

– Что он сказал, когда ты ему сообщила? – вклинивается Хоуп.

«Что я не одна».

– Он воспринял все нормально. Не разрыдался и не впал в бешенство. Не перевернул стол и не злился из-за несправедливости жизни. Просто обнял меня и сказал, что я не одна. Думаю, он немного напуган, но собирается быть со мной до конца. – Я сглатываю ком в горле. – И хотя мне бы очень хотелось оградить его от этого, я буду держаться за него и принимать помощь, пока возможно. Это так чертовски эгоистично с моей стороны, но прямо сейчас мысль о том, чтобы столкнуться со всем этим в одиночку, заставляет меня просыпаться посреди ночи.

– Ну, его реакция радует, – утешает меня Карин.

– Он удивительный. Я его не заслуживаю. – Боже, даже если мои лучшие подруги выступили против ребенка, даже представить не могу, что свалится на голову Такеру.

Хоуп хмурится.

– Почему ты так говоришь? Ты же не сама залетела.

– У него не было выбора.

– Чушь собачья. Каждый раз, занимаясь сексом, ты рискуешь. Нет на сто процентов эффективной контрацепции, даже при вазэктомии. Любишь кататься, люби и саночки возить.

– Это высокая цена.

Она отмахивается.

– Которую ты тоже платишь.

– Мы можем не быть настолько депрессивными? – робко спрашивает Карин. – Давайте поговорим о важных вещах. Когда ты делаешь ультразвук? Хочу начать делать покупки.

Я открываю рот, чтобы сказать, что не знаю, но нас перебивает телефон Карин.

– Черт. – Она вытаскивает его и выскальзывает из-за стола. – Это мой куратор. Нужно ответить.

Когда она уходит в уборную, Хоуп устремляет свой обеспокоенный взгляд на меня.

– Проклятье, Би. Очень надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Как и я. – Знаю, она любит меня и поэтому так озабочена, но, как и Карин, я не хочу зацикливаться на негативе. Решение принято, и все эти мысли об аборте лишь заставят меня чувствовать себя плохо.

– Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, – мягко говорит она.

– Знаю, – на этот раз моя очередь тянуться через стол. – Я так напугана, но правда хочу этого. Клянусь.

Она сильно сжимает мою руку.

– Окей. Тогда я с тобой. Что бы ни понадобилось.

Карин возвращается и подталкивает Хоуп.

– Я собираюсь научиться вязать, – объявляет она.

– Вязать? – повторяю я с ухмылкой.

– Да, пинетки. Ты на пятом месяце? Значит, у меня примерно четыре месяца, чтобы научиться вязать, так что будь готова удивляться и восхищаться моим новым навыком.

На моем лице наконец появляется улыбка.

– Считай, что я готова.

Более чем. У меня есть друзья и есть Такер, а это больше, чем я когда-либо мечтала, и, вероятно, больше, чем заслуживаю.

Но я приму все это.

На кухне так тихо, что я чувствую себя как в церкви. Не то чтобы я часто бывал в церкви. Мама таскала меня на пару воскресных служб, когда я был ребенком, пока наконец не признала, что лучше уж поспать пару лишних часов в выходные. Я был целиком и полностью «за».