Федерико Моччиа - Три метра над небом. Трижды ты

Ренци оборачивается и смотрит на меня с неприязнью.

– Ты преувеличиваешь.

Я себя едва сдерживаю. Но его, судя по всему, это совершенно не волнует.

– И, самое главное, ты ошибаешься.

– Не думаю. Ты сказал, что занимаешься всем. Ты должен был послать документы в течение дня, и из-за тебя нас не взяли на конкурс.

– Знаешь, я бы не хотел тебе ничего говорить, но, раз уж ты со мной так обращаешься, у меня нет выбора.

Он протягивает мне папку.

– Что это?

– Причина, по которой нам пришлось отойти в сторону.

Я не понимаю, о чем он говорит, и потому открываю папку. И остаюсь с открытым ртом. Там фотографии, самые разные, самые откровенные, самые страстные – меня с Баби. Мгновения нашей жизни этих месяцев – на улице, у подъезда, и, в довершение ко всему, этому мерзкому объективу даже удалось проникнуть в уединение нашей террасы. Украденные мгновения, которые теперь утратили эту нежную красоту, эту любовь, о которой я с грустью вспоминаю, и кажутся одним из стольких грязных, мимолетных совокуплений.

Ренци смущенно на меня смотрит.

– Извини, но мне пришлось отозвать наш проект, чтобы забрать вот это. Оно бы дошло до какой-нибудь газетенки и, самое главное, до твоего дома. Но он мне оставил еще и это.

Он вынимает из пакета бутылку розового шампанского, слегка попорченную. К ней прикреплена записка: «Отмечайте со мной! Дженнаро Оттави». Это визитка с названием его компании и адресом. Я ничего не говорю. Я молчу, потом снимаю с вешалки куртку.

– Стэп, это все бесполезно, заказ уже уплыл. Мы его потеряли. И, что бы мы ни делали, все будет во вред. Я хотел поквитаться, но сделал это из рук вон плохо.

– Он первый пожалеет, что держал в руках эти фотографии.

Я на мотоцикле, несусь как сумасшедший, лавирую между машинами, как лыжник между палками для слалома, поворачиваю направо, налево, снова направо и снова налево. Ускоряюсь еще до того, как светофор станет из желтого красным. Смотрю на спидометр: 80 километров, 100, 120. Я на прямом участке бульвара Лунготевере. 130 километров, 140. Адрес такой: бульвар Трастевере, 100, найти нетрудно. Я жду его у подъезда. Едва увидев, как он выходит, сначала я «вырубаю» телохранителя, которого он всюду таскает с собой, а потом немного «разговариваю» и с ним. Думаю, у него уже больше не будет сил смеяться. Я переключаю скорости. 130 километров, 120, 100. Собираюсь вписаться в поворот, который идет от Лунготевере к Аврелиевой дороге. Внезапно рядом поворачивает женщина за рулем, чего-то испугавшись; другой водитель вынужден повернуть направо, чтобы не врезаться в нее, еще один делает то же самое. И внезапно передо мной образуется что-то вроде стены из машин. Я уже не могу свернуть, все происходит слишком быстро. Я меняю скорость, торможу, колеса визжат, я наклоняю мотоцикл, отчаянно ищу лазейку, чтобы через нее проскочить, но уже слишком поздно. На большой скорости я несусь в эту стену металлических листов и, потеряв управление, отпускаю руль мотоцикла и падаю на землю. А потом – темнота.

Джин пеленает Аврору и весело с ней говорит, как будто малышка действительно может ее понять.

– Сколько же ты какаешь! Ты это делаешь нарочно, да? С самого утра я только и делаю, что меняю тебе пеленки! Ты хочешь, чтобы я тренировалась, да?

Звонит мобильный, который она оставила на кровати. Даже не взглянув на экран, Джин отвечает:

– Слушаю.

– Джин, я Джорджо Ренци. Прости меня, но я должен тебя предупредить. Стэп в больнице Святого Духа. Он попал в аварию.

– Боже мой! Но как? Что с ним? Что случилось?

– Я ничего не знаю. Мне только что об этом сообщили, я еду в больницу.

– Увидимся там. – Джин быстро заканчивает одевать Аврору и сразу же звонит родителям: – Мама, это ты?

– Да, я здесь. В чем дело?

– Стэп попал в аварию, я еду в больницу, завезу тебе Аврору.

– Да, конечно. А как Стэп?

– Я ничего не знаю. Скоро буду.

– Хорошо, но не гони.

Ренци берет фотографии, снова кладет их в папку и запирает ее в сейф. Не стоило ему об этом говорить. Нужно было вытерпеть его раздражение, ярость и все эти слова, какими бы они ни были. Нужно было сделать так, чтобы это казалось его ошибкой из-за временной рассеянности, из-за его бурного романа с Данией Валенти, как и считал Стэп. Но у него не получилось. Он оказался слабым. Впрочем, было бы трудно заставить Стэпа поверить, будто он оказался таким уж рассеянным. Если бы Стэп принял эту версию, то это означало бы разрыв их отношений. Ренци бросился бежать за ним, попытался его остановить, но у него не получилось, он его упустил. У Стэпа был мотоцикл, иначе Ренци удалось бы его догнать и остановить. Вместо этого он вернулся в офис, и ему позвонили из больницы. Ему не хотели ничего говорить, сказали только: «Он здесь».

Джин вбегает в приемное отделение неотложной помощи, проносится по коридору и встречает поджидающего ее Ренци.

– Ну как он?

– Это была ужасная авария, он сломал руку и, к несчастью, сильно ударился головой. Его обследуют. У него гематома, но в верхней части головы, это не так опасно. Врачи говорят, что не знают, насколько это серьезно, они еще ни в чем не уверены. Ты же знаешь, какие они, врачи, они никогда не говорят лишнего.

– Как это случилось?

– Не знаю. У него была встреча по работе. К сожалению, мы очень задержались, и он решил ехать на мотоцикле. Но как именно произошла авария, я не знаю. Он здесь, в реанимации. Может, нам разрешат его увидеть.

Они долго разговаривают с санитарами, с врачом, и им, наконец, разрешают войти. Стэп лежит в кровати. Рядом с ним – несколько мониторов и капельница, его левая рука зафиксирована, над правой бровью ему наложили швы, а слева – огромная от скопившейся под кожей крови опухоль и шишка. Однако, похоже, все не так плохо. Ренци ей улыбается:

– Ничего, не так уж плохо.

– Раньше, когда он увлекался боксом, я видела его и похуже…

– Он крепкий. Вот увидишь, он быстро пойдет на поправку.

– Будем надеяться…

– Хочешь, поедем домой?

– Нет, я останусь здесь, может, от нашего присутствия ему станет лучше. Аврору я отвезла к своей матери, я спокойна.

– Тогда я пойду чего-нибудь перекушу и вернусь к тебе.

– Спасибо.

– Предупредим его родных?

– Подождем, когда будет больше информации. Зачем их беспокоить?

– Ему дали обезболивающее. Сказали, что, хоть оно и легкое, он может проснуться с минуты на минуту. У тебя есть мой номер?

– Да.

– Звони мне по любому поводу.

– Хорошо. Спасибо.

Ренци уходит. Джин подходит к кровати с другой стороны, переставляет стул и садится рядом с ним. Потом берет его руку и крепко держит ее в своей. «Даже не верится: именно сейчас, когда я так слаба, именно сейчас, когда ты нужен нам, а особенно Авроре, ты устраиваешь такие фокусы».