Меган Мартин - Связанные восхищением

Я бы кончил также сильно, как и в это утро, когда она скакала на моем члене в своей спальне. Может быть, даже сильнее. Я не мог отрицать прилив крови, адреналин, Джулию. Я бы трахнул ее, как в последний раз. Я бы взял ее в любом месте, любым способом.

Я так облажался.

Я завел ее под воду. Она даже не дернулась, когда брызги попали ей на кожу. Что-то вроде паники охватило мою душу.

— Джулия, я собираюсь помыть тебя.

Мои слова прозвучали слишком жалко, словно их произнес маленький мальчик. Она даже не кивнула, просто стояла. Я вымыл каждый дюйм ее тела, смыл остатки последних двадцати четырех часов с ее кожи. Драил до смерти, словно хотел смыть этот день и заставить забыть ее события, которые произошли. То, что ее подруга была обезглавлена, что человек, который перерезал ей горло, пытался убить ее снова и что я снес ему голову всего в нескольких дюймах от нее.

Но я знал, что она не забыла. От того, в каком состоянии она сейчас была, я сомневался, что она отреагирует на этот душ.

— Джулия, детка. Посмотри на меня. Мне нужно знать, что ты в порядке.

Но она не подняла на меня глаза. Она просто уставилась на мою футболку. Я опустил взгляд, понимая, что на белой ткани была кровь. Она растеклась и немного потускнела от воды, но все же ее было видно. Я снял футболку и отшвырнул ее в сторону, вместе с джинсами.

— Ты в порядке, детка? Уже все хорошо? Ты в безопасности. Я здесь с тобой, — я прижал ее к своей груди, но она продолжала безвольно стоять напротив меня. От некоторых горьких эмоций, которые охватывали меня, мне хотелось смеяться. Сколько раз я говорил эти слова? Сколько раз я оказывался неправ? Сколько раз ее обижали, когда у меня в руках было столько власти и возможностей остановить их? Это было сюрреалистично, правда. Невероятно.

Я опустился на пол вместе с ее обмякшим телом. Она обняла меня, положив голову на грудь, а теплая вода лилась на нас. Я опустил взгляд, увидев ее все еще открытые глаза, которые безучастно смотрели на дверь душевой.

— Ты, наверное, думаешь, что я еще тот шутник, — слова просто выскочили из моего рта, и я почти рассмеялся от их абсурдности. Без сомнения, она думала, что я шутил.

— Наверное, поэтому ты поверила, — я покачал головой. — Я не виню тебя. Я гребаный неудачник, — я прижался головой к стене душа, позволяя прохладной плитке охладить мою раненную голову.

— Я оказался прав, знаешь, когда сказал тебе, что я уничтожаю женщин.

Схожесть с моим дурацким псевдонимом не ускользнула от меня. Раньше он считался подходящим, учитывая то, что я хотел сделать с Джулией, уничтожить ее и оставить ни с чем, чем я не смог обладать.

— До нашей встречи я этого не понимал, что я уничтожаю женщин, разрываю их на части, пока от них не остается ничего кроме их прежней оболочки.

— Моя мать отличный тому пример, — я позволил лицу, напичканному ботоксом и выжженным по максимуму белокурым волосам моей матери всплыть в моей голове. — Она была единственной женщиной, кто должен был безоговорочно любить меня. Единственный человек, который должен был заботиться обо мне. Но это было не так.

Я позволил воспоминаниям о прошлом охватить меня. Воспоминания о голоде. Как я держал мою маленькую сестру, которая из-за голода все время плакала, а в доме ничего не было, чтобы ее накормить, так как моя мать отсутствовала в течение нескольких дней. Это было чудом, что каждый из нас смог прожить так долго.

— И теперь она сделала это.

Было много вещей, которые я ожидал от нее. Я ожидал ее ненависти. Это казалось сумасшествием, что женщине, которая почти уморила меня голодом, хватило наглости, чтобы ненавидеть меня, единственного сына, который у нее остался. И в этом была главная причина. Я избавился от всего остального. Это была моя вина, что уже не было их обоих. Сэнди и Гаррета. Она никогда не простит меня за это. Все деньги в мире не могли купить ее любовь. Ее прощение. И сейчас она пыталась задеть меня любым известным ей способом.

Я уставился на макушку Джулии. Все улики указывали на ее бывшего, но что-то не связывалось. Слова на стене, они заставили меня подумать о ней. Моей матери.

Ты сделал это. Коул следующий. Держись от него подальше.

Эти слова запечатлелись в моей голове.

— Ты сделал это! Ты! — ее руки дрожали, когда она посмотрела на меня. Ужас на ее лице запечатлелся у меня в памяти навсегда. Она посмотрела на меня — кровь, покрывающую одежду, и ужасную сцену насилия.

— Как ты мог? Как ты мог? — ее слова гудели вокруг меня, словно растворяясь в дорогих каменных стен дома, который я построил для нее. Ее глаза были бешеными и выпученными. — Где Гаррет, Коул?

Почему она дома? Ее не должно было быть до завтра, и у меня был шанс все убрать и посадить Сэнди на самолет в направлении, где ей стало бы лучше в эмоциональном плане.

— Где он, Коул? — я не собирался отвечать, потому что она знала ответ. Я был уверен. Но почему она спросила, я не понимал этого. Я не знаю, почему ей все еще не надоело притворяться в этом доме, полном ужаса, пока мы оба находились здесь.

— Тебя не должно здесь быть. Почему ты здесь?

Она всегда любила его больше. Даже когда она оставила нас голодать. Именно его она обнимала, когда приходила домой. Только у него она просила прощение за свое отсутствие. Он всегда был на первом месте. Для нее и Сэнди. Что было такого в Гаррете, что она любила его больше, чем меня, я так и не разобрал. Даже после того, как я заработал много денег и дал им лучшую жизнь, я все еще оставался уродом в нашей семье.

Но кровь на моих руках изменила это. Ее было много разбрызгано по полу. Некоторая часть была моей собственной. Но большая часть принадлежала другому человеку.

— Где Сэнди?

Я покачал головой и оттолкнул воспоминания, не желая пережить это снова, особенно первые моменты после этого. Те моменты, которые сломали меня. Что заставило меня пережить это снова после сегодняшних событий. Это мужчина, который уничтожал женщин, которых он любил, пока от них не оставались лишь безжизненные оболочки или смерть.

Я прижал Джулию к груди. Она бы никогда не поступила как моя мама, Элейн, или как Сэнди.

Она была сильнее их. Но слишком быстро становилось очевидным, что не имело значения, насколько сильной женщиной была, я находил очередной способ уничтожать их, заставляя их каким-то образом ненавидеть меня.

Слова моей матери в ту ночь были словно эхом слов, написанных кровью на пятнистой стене: «Ты сделал это».

Может быть, и так.

Может быть, я заслужил все это. Может быть, я заслужил наказание за то, что сделал, и что нет. Блядь, как же мне жаль. Даже после того, как я последовал вверх по лестнице за моей матерью и нашел еще больший ужас, я не сожалел о том, что сделал. Я даже не хотел что-либо вернуть. Даже тогда, когда я сделал большое отверстие в голове этого куска дерьма. Мне не было жаль. Хотя какая-то извращенная часть меня хотела сделать это снова. Даже после того, как я нажал на спусковой крючок, я хотел сделать это снова. Наполнить его мозг свинцом и обезобразить его, сделать его несуществующим. Стрелять до тех пор, пока он не превратился бы не более чем в размазню на треснувшем полу. Я бы сделал это, если бы мне не нужно было помогать ей. Если бы она во мне не нуждалась, я сделал бы это и, возможно, даже большее.