Беверли Кендалл - «Пойманный» -1

— Почему ты самый лучший?

— Да.

— Потому что ты такой и есть.

— Нет, потому что я люблю, и любим безумно невероятной, самой красивой женщиной в мире, и такая женщина достойна всего только самого лучшего.

Встав на цыпочки, Пейдж кладёт ладонь мне на щеку, снова целуя, и на сей раз её поцелуй более страстный и долгий. Закончив, она опускается на пятки и шепчет:

— Я согласна заполнить каждую комнату нашего дома с пятью спальнями.

Сочельник.

Митч

Клянусь Богом, если мы с Пейдж в ближайшее время не займёмся сексом, я сойду с ума.

Или у меня отвалятся яйца — смотря, что произойдёт раньше.

Мне остаётся только благодарить Господа за то, что конец нашей сексуальной засухи уже близок. Думаю, если мы уложим Бри около восьми, можно будет проявить вежливость и позависать с «взрослыми» до девяти. А потом мы голыми заберёмся под простыни, не напоминая озабоченных, антисоциальных гостей дома.

В этот раз мы проводим Рождество у моих бабушки и дедушки. Уже прошло больше года, а я всё никак не привыкну к мысли, что они — мои родные, которых, как мне казалось, у меня нет. Эта перемена прошла бессловесно, и с Дэном было всё не так плохо. Но, безусловно, проще всего пришлось с Дианой, ведь она и так всегда вела себя больше как мать по отношению ко мне, нежели как сестра.

Подняв на руках повыше всё ещё дремлющую дочь, я следую за бабушкой и Пейдж вверх по лестнице в гостевую комнату, которой мы будем пользоваться на время нашего шестидневного пребывания. Бри вырубилась в машине в ту же минуту, как мы выехали на шоссе.

Я касаюсь поцелуем шелковистой, каштановой чёлки, спадающей на её лобик.

— Давай, милая, пора просыпаться. — Уже два часа дна, так что время дневного сна закончилось.

В ответ она крепче сжимает свои крохотные ручки вокруг моей шеи, сильнее вжимаясь в меня.

В груди становится тесно, когда я вдыхаю запах детского шампуня и присыпки. Кажется, мне никогда не привыкнуть к тому , как сильно я её люблю. Диана говорит, что иметь ребёнка — это всё равно что иметь сердце вне своего тела. И она права. Бри загнала меня под свой малюсенький каблучок.

Но как бы сильно я не любил Бри, если она поспит ещё немного, до десяти вечера её будет проблемно уложить, а у меня есть планы с её мамочкой, которые не включают бодрствующего, любопытного двухлетнего ребёнка.

Бабушка замирает и жестом показывает зайти в первую спальню.

— А здесь будут спать Пейдж и Брианна.

Подождите! Что? У Бри должна быть своя комната. Всюду, где бы она ни проводила ночь, у неё есть своя комната.

Сбитый с толку я перевожу взгляд с бабушки на округлившую глаза Пейдж, а потом и на гостевую комнату. Первой я замечаю розово-зелёную детскую кроватку, стоящую рядом с огромной кроватью. Сердце заходится в бешеном ритме, и я переключаю внимание обратно на бабушку.

Она встречает мой паникующий взгляд выгнутыми бровями и отвечает на мой не заданный вопрос чопорным, твёрдым голосом:

— Назовите меня старомодной, но в моём доме неженатые молодые люди не могут делить комнату и тем более — постель.

Что. За. Пиздец?

— Конечно, мы не против, — поспешно отзывается Пейдж. Мой взгляд устремляется к ней. Она умудряется улыбнуться, пока сама быстро отправляет мне вспышкой своих голубых глаз взгляд, указывающий «даже не вздумай меня позорить».

Бабушка одобрительно улыбается ей. Она любит Пейдж не потому, что та милая, воспитанная, прекрасная юная леди, а потом что она замечательная мать. Ей другого и не нужно от матери своей любимой правнучки. Это её слова. А вот к внуку, который не сделал её «честной» женщиной у неё есть вопросы.

К слову, я собираюсь жениться на Пейдж. Более того, я хочу на ней жениться, но от бумажки моя любовь к ней не станет сильнее. Понятно, что официальность — важна, но мы только-только выпустились. Даже нормально поговорить не могли до мая. Мы надрывали задницы последние полтора года, чтобы закончить семестр пораньше. В январе перешли на полный рабочий день. Так что можете подать на меня в суд за то, что я хочу сделать предложение руки и сердца идеальным. Такое, о котором пишут книги. Которое Пейдж запомнит на оставшуюся жизнь. И думаю, у меня дело в шляпе.

Но то, что у нас не будет секса, пока мы здесь — совсем не входило в мой план. И никогда бы не вошло в любой план, пришедший мне в голову.

— Что ж, я рада, что всё улажено, и вы оба проявили понимание, — произносит бабушка.

Непроизвольно ужесточившееся выражение лица удостаивается жёсткого взгляда от моей девушки. Я поправляюсь.

Но нет, во мне нет понимания. Ни капельки.

Бабушка обращает ко мне улыбку, как будто тут есть чему улыбаться.

Лишение сексуальной жизни — дело не из приятных. Сказать двадцатиоднолетнему парню с работающим членом, что он не может заниматься сексом со своей девушкой — матерью своего ребёнка, Бога ради, — не что иное, как жестокое и неординарное наказание.

Ещё и на Рождество? По идее, это время радости и всего такого, а не то, где я мучаюсь от запущенного случая посиневших яиц и барахтаюсь в страданиях Скруджа.

— Как закончите — спускайтесь к нам. На кухне есть закуски, чтобы отвести аппетит до ужина, если вы голодны.

Я и Пейдж безмолвно наблюдаем за ней, пока она не исчезает внизу лестницы. Мы поворачиваемся, одновременно глядя друг на друга.

Я дёргаю головой в сторону комнату, отведённой ей и Бри.

— Нам нужно поговорить.

Пейдж

Я провожаю Митча в спальню. Проследовав за мной, он перекладывает Бри на другую руку и закрывает дверь.

— Скажи, что она только что не говорила то, о чём я думаю. — Он сверлит меня взглядом с выражением лица, выражающим бурю растерянного недоверия.

Я сочувственно вздыхаю.

— Дорогой, это её дом, к тому же она твоя бабушка. У нас нет права голоса.

Секунду он оглядывается по сторонам, как будто пытаясь найти выход. В комнате есть два мансардных окна, но с них будет адский спуск. Однако я понимаю. Чувствую его боль, хотя мы застряли тут на неделю. Нужно сделать всё возможным в сложившейся ситуации.

Он смотрит на меня с появившимся в глазах расчётливым блеском. Мне хорошо известно, что значит этот взгляд.

— Прокрадись ко мне в комнату после того, как все разойдутся по постелям.

— Ни за что. — На сей раз я качаю головой ещё решительнее. — Я не собираюсь рисковать попасться в доме твоих бабушки и дедушки, — твёрдо и убеждённо заявляю я. Иначе Митч заставит меня делать один Бог знает что. Он это умеет. Ещё на убеждение пускает в ход рот и руки. Он невероятно хорошо умеет настаивать на своём, а я всего лишь женщина, которая не занималась сексом со своим супер-сексуальным парнем больше недели. У моей решительности есть пределы.