Эрин Уатт - Расколотое королевство

Ист вздыхает.

– Ты все еще злишься на меня?

– «Не лезь на рожон. Мы едем туда только для того, чтобы сделать фотографии», – низким голосом повторяю я его собственные слова.

– Согласен, я действовал немного безрассудно.

Я смотрю на него поверх учебника.

– Немного? Это то же самое, что сказать про вчерашний ливень «чуть-чуть покапало».

Что-то проворчав, Ист начинает биться головой о подушку.

– Теперь я понимаю, почему Себ так сильно хотел сбежать отсюда. По-моему, с каждой секундой, проведенной на этой кровати, мне становится только хуже. Разве я уже не должен вставать, ходить? Где физиотерапия и прочая фигня?

– Не знаю, доктор Ройал. Раз вы такой умный, может, сами скажете?

– Ты всегда такая язва или это простая новая форма пытки для меня?

– Новая форма пытки, – отвечаю я.

Истон стучит по кровати рядом с собой.

– Думаю, твои пытки будут куда эффективнее, если ты сядешь поближе.

Я откладываю в сторону учебник по математике.

– Ты уверен? – Я оглядываюсь на дверь.

В последний раз, когда медсестра застала меня лежащей с ним в кровати, то чуть не вышвырнула вон. Спасло лишь величественное напоминание о том, что он Истон Ройал . У богатых свои привилегии.

Ист подвигается, освобождая мне место, и слегка морщится при этом.

– Я думаю, что в VIP-палатах можно было поставить кровати пошире.

Я залезаю на койку и подкладываю руку под голову.

– По-моему, они не предназначены для двоих.

– Знаешь, вот если бы кровати были больше и парень мог спать со своей девушкой, он бы поправлялся куда быстрее!

– Завтра перед школой брошу записку в ящичек для жалоб и предложений.

Истон проводит пальцем по моему лбу.

– Буду тебе премного благодарен.

Мы лежим неподвижно. С тех пор как он пришел в себя после операции, мы проводим много времени, просто разглядывая друг друга, запоминая милые черты. Мы оба благодарны судьбе, что остались живы. Я останавливаю его руку, которой он поглаживает мой лоб, и подношу пальцы к губам. Потом беру и прижимаю к его груди, чувствуя ровное биение сердца.

Моя жизнь разделена пополам, но, как ни странно, граница проходит не там, где я потеряла память, а до стрельбы и после. До происшествия у меня не было ответов. Теперь же их слишком много, но от этого знания мне не стало легче. Перед походом в парк я всерьез думала расстаться с Истом, потому что его брат Себастиан был против того, чтобы мы встречались. После я решила, что только сам Господь Бог разведет нас с Истом. И даже тогда, наверное, я бы боролась и с раем, и с адом, только чтобы вернуться к нему.

Истон прижимается губами к моей руке.

– Прости за все.

«За все» – это за то, что его отец убил моего.

– И ты меня.

Когда мама пришла в больницу, то метала громы и молнии. Собиралась засудить Ройалов, отправить всех в тюрьму. И меня за компанию. Но я рассказала ей о имеющихся доказательствах, что папа брал взятки.

Рано или поздно, но его преступления получат огласку. Полиция нашла в кармане Стива флешку, где были вся информация о папиных темных делишках – не только со Стивом, но и со многими другими, в том числе и с миссис Роки. Стив записал все, чтобы подстраховаться на случай, если отец задумает обмануть его. Действительно, с волками жить – по-волчьи выть.

– Как там «Астор-Парк»?

– Ты местный герой. Мне кажется, они даже собираются устроить праздник в твою честь. Элла всем рассказывает, как ты бросился под пулю, чтобы спасти меня, своего отца, ее и даже, наверное, весь Бэйвью! – Я треплю его по щеке, но потом серьезно добавляю: – Никто не знает о том, что сказал Стив в самом конце.

– Мне все равно, – отвечает Истон. – Я думаю, что когда находишься на пороге смерти, то сразу становится ясно, что важно, а что нет. Каллум растил меня с самого рождения. И ни разу не дал мне понять, что не он мой биологический отец. В таких делах кровь не всегда решает, верно? Стив постоянно думал только о себе. Гребаный трус даже убил себя, только чтобы не садиться в тюрьму. Вот ублюдок! – Он хрипло смеется, но не хочет признаваться, что ему больно. – А если серьезно, я знаю, кто моя семья. Гид, Рид, близнецы – мои братья. Элла – сестра. Каллум – отец. Мария – мать. А ты… Ты – мое сердце.

Я моргаю, чтобы не расплакаться. Хотя удивительно, откуда у меня еще берутся слезы, учитывая, сколько ведер я наплакала с тех пор, как очнулась в больнице, ничего не помня.

– Я встретила доктора Джоши в коридоре. Он спросил меня, что с моей памятью, и я ответила, что все хреново.

– И?

– И тогда он сказал, что, скорее всего, я никогда не восстановлю те воспоминания.

– Как ты это восприняла?

– На удивление, нормально. Может, конечно, во время учебы в колледже меня вдруг накроет прямо посреди столовой, но сейчас я спокойно к этому отношусь. Дилан в безопасности. Ты жив. Большего мне и не надо.

Мы долго сидим и просто улыбаемся друг другу, потому что совсем недавно могли навсегда лишиться даже таких маленьких радостей.

Стук в дверь заставляет меня вскочить с кровати, а Истона – нахмуриться.

– Кто там? – сердито спрашивает он.

– Я.

Я поднимаю глаза и вижу в дверях одного из близнецов.

– Себ, – осторожно приветствует его Истон.

– Я, пожалуй, пойду съем мороженого, – быстро говорю я. Ист не хочет ссориться со своим братом, но из-за меня вполне может. А этого я хочу в последнюю очередь.

– Вообще-то, погоди. Я пришел поговорить с тобой, – говорит мне Себастиан.

– О чем? – Истон садится в кровати и сверлит взглядом брата.

– Я пришел извиниться. Какие-то проблемы с этим? – Себ с вызовом поднимает подбородок.

Я быстро подбегаю и приставляю к своему креслу еще одно.

– Прошу, проходи. – Я нервно смеюсь над собственным нахальством. – Глупость сказала. Как будто тебе нельзя заходить в палату собственного брата.

Я бросаюсь к шкафу и достаю оттуда контрабандно принесенные «Читос», кислые конфеты и кексы с арахисовым маслом, которыми подкармливаю Иста в промежутках между отвратительной больничной кормежкой.

– Хочешь чего-нибудь?

– Нет, – Себ качает головой. – Ты можешь просто… подойти сюда?

– Я люблю тебя, Себ, но то, что я лежу на больничной койке, еще не значит, что я не надеру тебе задницу из-за Харт.

– Истон! – испуганно восклицаю я. – Дай своему брату сказать.

– Да, козел, дай мне сказать, – Себ двигает кресло обратно и со вздохом опускается в него. – Сядь, – показывает он на второе кресло и добавляет: – Пожалуйста.

Я делаю, как он просит.

– Прости меня, – говорим мы одновременно.

Истон смеется и откидывается на подушки.

– Я хорошенько не веселился с тех пор, как Харт вылила газировку на Фелисити, а потом все мы наблюдали, как та скользила и покачивалась на каблуках в той красной луже.