Анна Тодд - Сестры Спринг [litres]

Я прошла в свою комнату и рухнула на кровать. Я была словно оплевана, как если б меня в нарядном выпускном платье окатили из ведра свиной кровью.

Наутро после фестиваля я проснулась от шума: в коридоре Джо и Мэг громко о чем-то спорили. С самого детства голос у разгневанной Джо понижался на пару октав, у Мэг же – напротив. Ее по обыкновению мягкая речь превращалась в скрипучий визг, похожий на капризный лай собачонок миссис Кинг.

– Ты могла бы сказать! – истошно кричала Мэг. – И ведь столько недель молчат!

Я перекинула ногу через край кровати, намереваясь вскочить и спешить на выручку к сестрам (по обыкновению мне отводилась роль посредника), но упала без сил. Сказывались избыточно яркие переживания вчерашнего дня. Праздник, шумы и запахи, поднявшаяся неразбериха – все это жутко изматывало. Когда я вчера добралась до постели, у меня все пульсировало внутри, а в мыслях творился сущий разброд. И все же, несмотря на слабость, следовало разобраться, что творилось сейчас в коридоре.

– Не обвиняй меня! Вечно все ее обижают! – завопила Джо.

Я ненадолго прикрыла глаза, а потом уставилась в потолок. Пара лишних секунд роли не сыграют. Предыдущий день начался совсем не так, как закончился. С утра меня одолевало смутное беспокойство, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось под вечер, когда я вела Мэг сквозь толпу и прятала ее позади палатки с «кольцами настроения»…

Я больше не вникала в смысл их спора. Вытянув перед собой руку, пристально посмотрела на камень на пальце, который светился теперь светло-голубым. Светлые оттенки синего должны были говорить о моей полной расслабленности. Это сильно подорвало мою веру в магические свойства кольца.

Хлопнула дверь, Мэг продолжала кричать. Я вылезла из постели и двинулась на шум. На кухне рыдала Мэг, прильнув плечом к холодильнику. Джо ушла, дверь черного хода с сеткой от мух была распахнута настежь.

На кухню в коляске вкатился папа.

– Что стряслось? – спросил он Мэг, но не дождался ответа. Мэг разрыдалась и, прикрыв руками лицо, убежала в свою комнату.

Мы с отцом проводили ее безмолвными взглядами. Коридор опустел. Наконец папа сказал:

– Что тут происходит?

Я не ответила, потому что сама не имела понятия. К тому же я не знала, насколько отец посвящен в события вчерашнего дня. Ему и своих проблем хватало.

– Без понятия, – ответила я. – Скорей всего, сами разберутся. – Я взглянула на него. – Завтракать будешь?

Папа посмотрел на меня, перевел взгляд на дверь и медленно выглянул в коридор. Он вздохнул, ощутимо приподняв худые плечи. На нем была серая футболка с небольшой дырочкой возле горловины. Папа предпочитал одеваться однообразно. Его выбор падал на футболки не выделяющихся цветов и спортивные трико. По особым случаям – когда мы шли в ресторан или на торжественные мероприятия в школе – он надевал рубашку на пуговицах, а еще реже, когда устраивали бал для военных или какую-нибудь торжественную церемонию, облачался в парадный мундир.

Мне всегда нравилось, когда родители ходили на какой-нибудь бал для военных. В последние годы Мэг сама делала маме прическу и макияж, и мы отправлялись по магазинам, чтобы помочь маме выбрать нарядное платье. У нас не было других поводов погулять по торговому комплексу. Пока мама примеряла одежду, примерочная превращалась в настоящее шоу. Мэг просила маму повертеться у зеркала, покружиться, нагнуться и потянуться, чтобы осмотреть ее наряд с разных ракурсов под всевозможными углами. Потом мы шли перекусить во «Фрайдис» или «Старбакс». Папа выбирал для мамы нарядный браслет с букетиком на запястье, и Эми любовно чмокала губками, поддразнивая его, когда он с торжественным видом надевал его ей на руку. Мама без конца тыкала его в грудь булавкой, пытаясь прикрепить бутоньерку на лацкан, потому что у папы была привычка смешить ее в самый неподходящий момент. Я с теплотой вспоминала те времена, и порой было сложно поверить, что человек в инвалидной коляске и наш отец – один и тот же человек.

Я прошвырнулась по шкафчикам и заглянула в холодильник, соображая, что бы ему приготовить. После госпиталя у него сильно изменились предпочтения. Его без конца подташнивало, и было не до еды. Папа считал, что это из-за бесчисленных пилюль, которые выписывали ему доктора.

– Что у вас тут за шум? – спросила мама трескучим со сна голосом. Она зашла в кухню, проскользнула мимо папиного кресла и уселась за стол. Этот стол был долгожителем. Его подарила нам бабуля в те незапамятные времена, когда они с мамой охотно общались. Не берусь утверждать, что они общаются с тетей Ханной, хотя я достаточно тесно вращаюсь в мире взрослых и посвящена в их дела. Столик был поцарапанный и местами облупился. Во время переезда в Форт-Сайпрус его поломали. Мамин локоть покоился в глубокой выщерблине на блестящей мореной столешнице. У мамы был такой вид, словно она много суток как следует не высыпалась, хотя только что поднялась с постели. Когда я встала посреди ночи, чтобы сходить в туалет, мама лежала на диване с чашкой в руке и смотрела «Сумеречную зону».

– Мэг с Джо о чем-то поспорили, – ответил отец.

Мама спросила, не знаем ли мы о чем, и я в недоумении пожала плечами. Распечатав коробку печенья, принялась готовить завтрак на всех.

Пару минут спустя, когда я протягивала маме тарелку с едой, к нам пришла Мэг. Она немного растрепалась, но выглядела уже гораздо спокойнее.

– Тебе положить? – предложила я.

Она кивнула и остановила взгляд на маме. У Мэг были красные опухшие глаза. Мама уплетала печенье, запивая его молоком. На нижней губе остался белый след. Не знаю, на что именно она смотрела, видимо, ее чрезвычайно занимало что-то на противоположной стене.

– Мне не звонили? – У Мэг был такой голос, словно все это время она жевала в своей комнате наждачную бумагу.

– По городскому? – удивился отец.

Этот вопрос Мэг не задавала уже много лет. Ведь гораздо проще дозвониться человеку на сотовый, разве нет?

Мэг прикрыла глаза и пробормотала:

– Проехали.

– Какие на сегодня планы? – спросил отец. Видимо, ни ему, ни матери не хотелось вникать в причины недавнего скандала.

Мэг смолчала. Решив, что она ответит, я сказала от себя:

– У меня – никаких. Учеба, стирка. Вот и все. – Я пожала плечами.

– Ух, планов громадье!

Приятно, что папа не утратил способности иронизировать. В его устах слова прозвучали по-доброму, без ехидства – Эми преподнесла бы все то же самое совершенно иначе. Отец тоже когда-то учился в школе и представлял, сколько задают в старших классах. Он с пониманием улыбнулся. Мы были во многом похожи.

– Еще не завела здесь друзей? – спросил он.