Мишель Валентайн - Ксавьер Колд

Квинн поджимает губы и смотрит на меня.

— Ты уверена? Мне кажется неправильным оставлять тебя здесь.

— Никогда в своей жизни я не была уверена в чем-либо сильнее, чем сейчас, — честно говорю Квинн.

Чем заслуживаю ее слабую улыбку.

— Ты любишь его.

И это утверждение, а не вопрос. Мне следовало бы знать, что Квинн в состоянии понять, как сильно я беспокоюсь о Ксавьере, еще до того, как я скажу ей хоть слово об этом. Она видит меня насквозь.

— Да, люблю, — признаю я. — Я так сильно его люблю, что это меня пугает. Стоит подумать о разлуке с ним, и становится трудно дышать.

— Черт, сестричка. Ты крепко влипла. Хотя я тебя понимаю. Мы, женщины семьи Кортез, склонны совершать безумные, иррациональные поступки, когда дело доходит до мужчин, которых мы любим. Так что я понимаю, никакие силы не заставят тебя покинуть это место, как бы мне ни хотелось забрать тебя отсюда.

Я киваю.

— Спасибо, что понимаешь меня. Обещаю, со мной все будет в порядке.

Она берет меня за руку и легонько сжимает.

— Помни, о чем я говорила. Если что-то пойдет не так — сразу позвони мне. Не хочу, чтобы ты оказалась в неприятной или опасной ситуации.

Я обхватываю ее ладонь своей.

— Обязательно.

В следующую секунду она уже обнимает меня.

— Люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

Квинн отступает на шаг и улыбается мне, перед тем как развернуться и пойти к машине. Я дожидаюсь, пока она заберется внутрь и заведет двигатель, а затем проглатываю комок в горле и поднимаюсь по ступенькам наверх узнать, что же ожидает меня по другую сторону двери.

Нерешительно шагнув внутрь, я позволяю глазам привыкнуть к тусклому свету. Шторы в гостиной задернуты, и единственным источником света служит открытая входная дверь. Прямо напротив меня находится крутая лестница на второй этаж, по левую руку расположена остальная часть гостиной. Мебель под полиэтиленовыми чехлами сохранилась в первозданном виде, хоть и выглядит несовременной. Гостиная переходит в столовую, на деревянном полу лежит круглый плетеный ковер. Прямо по центру ковра стоят наши чемоданы, и нет никаких признаков, где сейчас Ксавьер.

Я закрываю за собой дверь и приступаю к поискам. На стене висит несколько изображений достаточно пожилой дамы в широкополой шляпе. Она сильно напоминает мне тех леди из высшего общества, которые посещают скачки. На большинстве фото рядом с ней темноволосая красавица с проникновенными карими глазами. Присмотревшись к ней, я отмечаю несомненное сходство с Ксавьером, возможно это его мать, которой он лишился, когда ему было всего восемь.

— Ты голодна? — тишину комнаты разрывает голос Ксавьера. — Мы можем поесть в городе, потому что здесь никакой еды нет.

— Я пока не хочу есть. — Я продолжаю изучать изображение на стене, и моя догадка требует подтвердить то, что я уже знаю. — Это твоя мать?

Ксавьер резко выдыхает, прежде чем подойти ко мне. Он пристально смотрит на фото и вместо того, чтобы ответить на мой вопрос, тянется и снимает рамку со стены.

— Совсем забыл, что они все тут висят. Надо было еще давно попросить Нетти снять их.

Я обвиваю его запястье пальцами, пока он не дотянулся до следующей рамки.

— Ты не хочешь их оставить?

— Нет, — он отвечает мгновенно. — Мне не нужны напоминания о прошлом.

Сколько мы с Ксавьером знакомы, столько же я пытаюсь заставить его рассказать мне о своем прошлом. Хотя он снова и снова дает мне понять, что разговоры о его семье под запретом, это только разжигает мое любопытство.

Я наблюдаю, как Ксавьер одну за другой снимает рамки со стены, а затем прячет преследующие его воспоминания в шкаф около входной двери.

Удовлетворенный тем, что все фото надежно спрятаны, он разворачивается и оглядывает комнату.

— Не хочу смотреть на нее.

Не уверена, о ком он говорит, но мне не хочется раздражать его лишними вопросами.

Он размеренно дышит, как будто не понимая, что делает в этом месте. Совершенно ясно, что ему мучительно находиться здесь. Я уже начинаю жалеть, что уговорила его столкнуться с прошлым. Похоже, это была не такая уж хорошая идея.

Видит бог, я сделала все возможное, чтобы не встречаться со своим прошлым. Когда мы говорили с отцом в последний раз, он был в бешенстве. И я разозлила его еще больше, сказав, что остаюсь с Ксавьером. Насколько я знаю, дома я все еще нежеланный гость, и я не получала весточек из Портленда с того самого дня, когда отец объявился в Атланте.

Мой побег шокировал их, но я не видела другого способа избавиться от вечного контроля своей семьи. Я не хотела жить жизнью, которую они спланировали для меня. И я могла избежать этого только одним способом — вырваться на свободу.

И, черт побери, я стала свободной.

Мне открывается жестокая реальность, с которой такие, как Ксавьер, сталкиваются каждый день. Если честно, его жизнь хуже моей. Но я уважаю его за то, что он нашел свой собственный путь и живет по своим правилам.

Я обнимаю его за талию и прижимаюсь к нему. Я не могу сказать, что сейчас происходит в его голове, но хочу дать ему понять, что я рядом, и он может рассчитывать на меня.

Глава 7

Ксавьер

Вернуться в этот дом оказалось сложнее, чем я предполагал. Куда бы я ни посмотрел, все напоминает мне о чем-то ужасном, что здесь случилось. Если и происходило что-то хорошее, то я совершенно точно не вспомню этого.

Когда я смотрю на диван, воображение рисует маму, вернувшуюся после попойки и лежащую на нем в ломке. Эта картинка возвращает меня к моментам, из которых родились мои ночные кошмары.

Если бы я не любил так сильно Анну и не имел этого непреодолимого желания защитить ее и позаботиться обо всех ее нуждах, я бы предпочел снова жить на улице, чем вернуться сюда. Но такая жизнь — и все ее трудности — не для Анны. Она слишком невинна для этого, и будь я проклят, если стану тем человеком, который запятнает свет внутри нее.

Она прижимается ко мне, не говоря ни слова и не вытаскивая из меня больше информации о доме. Я ценю это.

Я не готов выплеснуть на нее все свои секреты. Бог свидетель, было и без того тяжело рассказать ей о смерти матери. Мне не хочется, чтобы Анна узнала, что та женщина на фотографиях, с, казалось бы, милым лицом, находится в центре всего, что преследует меня.

Нетти — единственная во всем мире, кому я рассказал об избиениях от рук собственной бабушки, и то не по своему желанию. Она сообразила сама, когда пыталась разбудить меня от одного из кошмаров, а я замахнулся на нее. Рука не долетела до нее — слава Богу — но ее это напугало. Я видел по глазам. Это вынудило ее засомневаться в том, чтобы приютить уличного ребенка. Горячо желая остаться с ней и Карлом, я признался во всем, что касалось моей жизни. Ей не понравилось услышанное, и она умоляла меня призвать бабушку к ответу, но я знал, ничего хорошего из этого не выйдет. Для общества бабушка была святой. Она вносила деньги на всех пожертвованиях, все время улыбалась и была верна и доброжелательна к своей церкви. Никто бы мне не поверил. Один взгляд на оборванца с улиц, и они обвинят меня во лжи. Мне не хотелось связываться с этим. После той ночи Нетти никогда не возвращалась к моему прошлому, и так между нами родилась тесная связь. Своих детей у нее никогда не было, полагаю, я стал лучшим вариантом.