Николас Спаркс - Каждый вдох [litres]

Тем временем ветер усилился, надвигались тучи. Собирался дождь. Я убрал рецепт рагу, открытки и письма обратно в ящик и засомневался: открывать ли большой конверт. Его толщина означала солидное количество страниц, а мне меньше всего хотелось промокнуть по пути к машине. Перевернув конверт, я увидел, что на нем кто-то написал: «Самая поразительная в мире история!»

Попытка снискать признание или вызов? Надпись сделана автором или одним из прочитавших до меня? Этого я не знал, и любопытство пересилило.

Я открыл конверт. Внутри оказалось около десятка листов, ксерокопии нескольких писем и рисунок мужчины и женщины, явно влюбленных друг в друга. Это я отложил и полез в конверт за самой историей. Прочитав первую строчку, я остановился:

«Предназначение, больше всего волнующее людей, касается любви».

Тон повествования заметно отличался от остальных писем, обещая нечто серьезное и незаурядное. Я начал читать. Спустя страницу любопытство переросло в жгучий интерес, а еще через несколько страниц я уже не мог оторваться. Примерно полчаса я то смеялся, то проглатывал ком в горле, не обращая внимания на сильный ветер, вырывающий листы из рук, и свинцовые тучи. Раскаты грома и проблески молний уже достигли оконечности острова, когда я дочитал последние слова с ощущением свершившегося чуда.

Мне бы в тот момент следовало уйти – я видел, как пелена дождя приближается по водной глади, но я стал перечитывать. На этот раз уже ясно слышались голоса персонажей. Когда я наскоро просмотрел письма и рисунки, зародившийся во мне замысел обрел очертания: разыскать автора и договориться об использовании этого сюжета для создания романа.

Но поиски представлялись нелегкой задачей. Большинство описанных событий произошло более четверти века назад, а вместо имен стояли инициалы – даже в письмах имена замазали корректирующей жидкостью, прежде чем отправить на ксерокс. Ничто не указывало на личность автора или возможного иллюстратора.

Однако кое-что все же нашлось. В записях, датированных 1990 годом, упоминался ресторан с открытой верандой и камином, на одной из полок в котором красовалось пушечное ядро, якобы поднятое с затонувшего корабля Черной Бороды. Еще упоминался коттедж на одном из островов у побережья Северной Каролины – от коттеджа до ресторана можно было дойти пешком. А на недавно заполненных страницах автор говорил о стройке, развернувшейся возле бунгало, причем совершенно на другом острове. Я понятия не имел, закончилось строительство или еще нет, но нужно было с чего-то начинать. Прошло много лет, но я надеялся узнать героев повести по рисункам. И конечно, оставался еще почтовый ящик «Родственные души», сыгравший едва ли не основную роль в этой истории.

К тому моменту небо совсем почернело, и я понял, что времени у меня нет. Сунув листы обратно в конверт, я положил его в почтовый ящик и побежал к машине. И едва успел – еще несколько минут и вымок бы насквозь. Дворники работали на пределе, и все равно стекло заливало водой. Я приехал домой и с запозданием пообедал, глядя в окно и думая о судьбе влюбленных, о которых узнал из толстого конверта. К вечеру я понял, что должен вернуться к «Родственным душам» и перечитать историю еще раз, но прогноз погоды и образовавшаяся деловая поездка отсрочили возвращение примерно на неделю.

Когда я наконец выбрался, рецепт, другие письма и немецкий дневник были на месте, но большой коричневый конверт исчез. Я понятия не имел, что с ним случилось. Неужели какого-нибудь прохожего так тронули эти страницы, что он забрал их с собой, или это сделал специальный человек, следящий за почтовым ящиком? Но больше всего я опасался, что это автор передумал рассказывать свою историю и сам пришел за письмом.

Тогда мне еще сильнее захотелось пообщаться с ним, но семейные дела и работа не позволяли освободиться еще примерно месяц, поэтому поиски я начал только в июне. Не стану утомлять вас подробностями, скажу лишь, что это заняло почти неделю: бесчисленные телефонные звонки, визиты в разнообразные торговые палаты и офисы окружных администраций, сотни миль в разъездах. Так как первая часть истории произошла два с половиной десятилетия назад, многие описанные места давно исчезли. Мне удалось отыскать ресторан, превратившийся в элегантное кафе, с белыми скатертями, где теперь подавали морепродукты; что ж, это и стало отправной точкой. Со списком разрешений на строительство я объезжал острова и во время одной из многочисленных прогулок по берегу наконец услышал звуки молотка и перфоратора. Не такая уж редкость для просоленных и потрепанных непогодой домов на побережье, однако при виде пожилого человека, сооружавшего пологий спуск на пляж на склоне дюны, я внутренне вздрогнул: мне вспомнились рисунки в конверте. Даже издалека я узнал одного из героев той повести.

Я подошел и представился. Вблизи я убедился, что это он. Я обратил внимание на спокойный, но пристальный взгляд синих глаз, упомянутых в одном из писем. Произведя несложные математические расчеты, я сообразил, что герою сейчас под семьдесят – на вид возраст совпадал. Обменявшись парой дежурных фраз, я спросил напрямую, не он ли написал историю, которая в конце концов попала в «Родственные души». Отвернувшись к океану, старик добрых две минуты молчал, а потом сказал, что ответит на мои вопросы завтра при условии, что я помогу ему со стройкой.

На следующее утро я надел пояс для инструментов, но они оказались не нужны: старик заставил меня таскать клееную фанеру (два на четыре) и доски с пропиткой от дома на пляж через гребень дюны. Досок была целая гора, тащить их приходилось по песку, что вдвое труднее. Я убил на это занятие большую часть дня, а старик раскрывал рот лишь чтобы сказать, куда что нести. Он целый день сверлил и что-то прикручивал под палящим солнцем. Казалось, его заботит только качество работы, а не мое присутствие.

Вскоре после того как я оттащил последние доски, старик пригласил меня присесть на дюне и открыл сумку-холодильник. Наполнив из термоса пластиковые чашки, он подал мне чай со льдом.

– Да, – наконец ответил старик, – это я написал.

– И все описанное правда?

Он прищурился, будто оценивая меня.

– Ну, отчасти, – признал собеседник с акцентом, который тоже упоминался в рассказе. – Кто-то может оспорить факты, но ведь воспоминания и факты не всегда совпадают.

Я сказал, что, по моему мнению, из этого может получиться интересная книга, и атаковал старика целой серией страстных аргументов. Он молча слушал с непроницаемым видом. Отчего-то мне вдруг отчаянно захотелось его убедить. После неловкой паузы, словно взвесив мои слова, старик наконец заговорил. Он готов обсудить мое предложение и даже согласиться на него, но с условием, что первым читателем книги станет он сам. Если ему что-то не понравится, я должен буду все исправить. Я возражал как мог – на книгу уходят месяцы, даже годы работы, но собеседник был непреклонен. В конце концов я согласился, мысленно признав его правоту. Поменяйся мы местами, я бы попросил о том же.