Айя Субботина - Нежность в хрустальных туфельках

С этими мыслями я просиживаю все уроки, и отрываюсь только на физре, когда мы с пацанами играем в баскетбол. Через пару недель будут соревнования между городскими школами, и «Эрудит» должен взять первое место.

Я бью мячом об пол, представляя, что это голова Смирных, и мне становится чуток полегче. А ведь мы с ним нормально в курилке за жизнь могли перетереть, и вообще.

Все дело в новой училке. Чего он к ней примазывается со своими лоховским термосом? Почему ему можно угостить малышку дерьмовым пойлом, а мне — хрен, а не повести ее в хорошую кофейню?

После физры я лезу в холодный душ и мне снова хреново, потому что вспоминаю ее волосы и цветочный запах — и сводит внутри, и стоит, как у жеребца. Даже думать о скучных заданиях и всякой фигне не помогает. А когда промокаю волосы полотенцем и тянусь к одежде, ее заколка вываливается из кармана джинсов. Ничего такого: обычная дешевая «прищепка» с цветком. Но я подношу ее к носу — и жадно втягиваю запах, от которого хочется послать все на хрен, отыскать злючку, зажать ее в углу и посмотреть, что за трусики у нее под той узкой юбкой.

И снова член наливается кровью.

Успокоился, называется.

Переодеваюсь, выжидаю, пока хоть немного отпустит и выхожу на крыльцо.

Опа! Малышка спускается вниз и семенит своими маленькими ножками в сторону дороги. Интересно, какой у нее размер ноги? Точно под хрустальную туфельку.

Я быстро догоняю ее, откашливаюсь над ухом, и Колючка подпрыгивает, опасливо озираясь.

— Что ж ты такая пугливая, злючка? — спрашиваю я, медленно опускаясь на самое дно ее зеленых глаз.

— Потому что не люблю, когда ко мне подкрадываются, — хмурится она, и снова ускоряет шаг.

Я подстраиваюсь и иду рядом, закладывая ладони в передние карманы джинсов, чтобы не начать лапать училку прямо тут, почти на глазах у всей школы.

— Ленский, тебе не пора домой?

— Неа. Давай я тебя подвезу?

Варя смотрит на меня так, словно я предложил ей место в групповухе: с шоком и ужасом. Отводит руку, когда пытаюсь взять у нее явно тяжелый портфель, и злится, потому что не прекращаю попыток навязать свою помощь. Ну и ладно, не отбирать же у нее личные вещи. Зато пока злюка вертится ужом, чтобы избавиться от моего внимания, я украдкой наклоняюсь и нарочито шумно втягиваю ее запах открытым ртом.

— Ты что творишь? — ее возмущенный громкий шепот. — Совсем ненормальный?!

— Просто очень тебя хочу, — признаюсь я. И в ответ на ее красные, как у Деда Мороза щеки, добавляю: — А твой румянец просто в башку бьет. Хватит ломаться, бублик.

Палку я все-таки перегнул, потому что училка грозно отбивает мою руку за миг до того, как я почти окунаю пальцы в ее соломенные волосы. Сует под нос ладонь с растопыренными пальцами и совсем не ласково говорит:

— Я замужем, Ленский. Я не Варя, не Колючка, не Маленькая и не бублик. Я — чужая жена и твоя учительница! Что еще ты не понял?

— Почему у тебя дешевка на пальце? — озвучиваю то, чего действительно не понимаю.

— Ты-то за свою жизнь хоть на такую дешевку заработал? — жалит эта змеючка.

— Представь себе, — огрызаюсь я. Но не втирать же ей, что я зарабатываю тем, о чем нельзя знать таким тепличным растениям, как она.

Колючка не верит и смотрит на меня таким взглядом, будто я официально самый большой лгун в ее жизни. Вот теперь просто злит.

— Ты просто папенькин сынок, которому никто никогда не отказывает, — озвучивает свои идиотские выводы. — Иди к девочкам своего возраста, Ленский, ты еще очень маленький. И перестань усложнять мне жизнь.

Ей-богу, как по яйцам врезала.

И шагу ступить не могу, просто тупо пялюсь на ее быстро ныряющую за угол фигуру.

Маленький? Это я — маленький?

Да ну что за на хуй?!

— Лень! — Варламова вешается на меня, словно на бельевую веревку — вся сразу.

Я узнаю ее по характерному очень крепкому запаху сигарет. Она курит больше, чем я. Я не ханжа, мне вообще плевать, кто, как и чем гробит свое здоровье, но разве девушке не положено… ну хотя бы не вонять, как табачный склад?

Я сбрасываю ее руки с плеч, разворачиваюсь — и Варламова обвивается вокруг моей руки, потирается сиськами, которые чуть не вываливаются из блузки. Вообще, она как раз по мне: без комплексов, с хорошим телом, занимается спортом и не совсем конченная дура. То есть, понимает больше, чем то, что пишут во всяких ярких женских журналах. При этом вообще безотказная. Официально мы не встречаемся: зачем мне связываться с одной женщиной, если мне только восемнадцать, и я могу иметь всех? Но Варламова, как я знаю, уже год как распространяет слух, что мы парочка, а я морожусь только для отвода глаз, потому что наши родители вроде как не в очень хороших отношениях из-за каких-то денежных терок. Когда-нибудь, мне придется вникнуть в дела отца, но не раньше, чем я получу специальность по финансам в хорошем заграничном универе. А пока… Пока я просто Лень, я крепкий здоровый парень, с десяти лет колочу грушу и занимаюсь смешанными единоборствами и даже привез пару чемпионских титулов с региональных соревнований. Природа наградила меня амбидекстрией[1], и поэтому я делаю то, что у меня получается лучше всего — дерусь за деньги. И получаю за это больше, чем отец дает на карманные расходы.

— Варламова, отвали, а? — Я не грублю, я просто озвучиваю острую потребность побыть самому в наиболее понятных для нее выражениях.

Мальчик, блядь!

Я постоянно прокручиваю упрек и интонацию, и все больше чувствую потребность послать все в жопу, догнать Колючку и спросить, где именно на мне написано, что она может называть меня «мальчиком». Мальчиком я перестал быть за неделю до шестнадцатилетия, и с тех пор самый длительный период воздержания был пару раз по две недели, да и то перед соревнованиями, можно сказать, вынужденно.

Интересно, сколько ей лет?

Смотрю на Варламову, кручу ее лицо так и эдак, мысленно сравнивая. Варламовой будет восемнадцать через месяц, но она вечно таз размалевывается, что когда я первый раз увидел ее без косметики, вообще не узнал. Хотя ей идет. Особенно вот эта темно-красная помада, особенно когда она нарочно густо красит губы, прежде чем встать передо мной на колени.

А вот у Колючки губы даже без блеска, на вид такие пухлые и мягкие, что от одной мысли кровь снова стекает ниже пояса.

— Поехали ко мне, Лень? — Варламова встает на цыпочки, тянется целоваться.

Целуется она классно: ни слюней, ни игры в пылесос.

— Твои еще не вернулись? — спрашиваю я, опуская ладонь, чтобы сгрести ее задницу.

— Неа, — стреляет глазами она. — Еще два дня будут тусить на пляже за много-много километров отсюда.

— А сестра где?

— Откуда я знаю? — Варламова фыркает и нервно поджимает губы. — Она взрослая, я что ей — нянька?