Морган Мэтсон - Мороженое со вкусом лета

– Ничего особенного, – сказал он, пригубив бутылку со спрайтом и поставив ее, посмотрел на меня.

Его голос стал немного тише:

– Как ты справляешься?

Я дернула плечом:

– Нормально.

Выражение его лица почти не изменилось, но я знала, что он мне не поверил.

– Правда! – твердо сказала я. – Я уезжаю на все лето в конце недели, так что вообще не собираюсь с этим разбираться.

– А, точно, – кивнул Тофер. – Та медицинская программа, верно?

Я кивнула. Не имело смысла придавать какое-то значение тому, что он помнил, – в конце концов, нас обоих учили именно этому. Выхватывать даты и детали, запоминать, как зовут дочь вон той коллеги и в каком университете она учится. Не забыть, что эта крупная жертвовательница любит орхидеи, и, если ты о них заговоришь, она придет в восторг и будет рассказывать о них весь вечер. Собирать факты о людях, которых ты на самом деле не знаешь, чтобы они поверили в обратное.

– Угадал.

– Значит, мы с тобой некоторое время не будем видеться, – добавил Тофер еще немного тише.

– Возможно, – ответила я, не отводя взгляда.

Он посмотрел на меня, изогнув бровь, и я заметила улыбку, дрожавшую в уголках его губ. Он оттолкнулся от кухонной столешницы и подошел ко мне. Непринужденно склонился надо мной, так, словно совершенно никуда не торопился. Его губы были возле моего уха, но поначалу он не заговорил, просто вздохнул, и от его дыхания, коснувшегося моей кожи, я вздрогнула.

– В таком случае… – произнес он совсем тихо, даже несмотря на то, что мы были одни, взял прядь моих волос и намотал ее на палец, – бежим отсюда?

Тофер сходил на разведку – он обладал особым чутьем на пустые комнаты на вечеринках, в то время как у меня был поразительный талант входить не туда в самый неподходящий момент. Он сказал, что будет ждать меня в подвале, и теперь нужно было выждать, чтобы никто не заметил, что мы исчезли одновременно.

Он установил свои правила игры в самом начале: никто не должен знать (своих подруг я сочла исключением из этого правила, поскольку им полностью доверяла) – и мы должны делать все, что в наших силах, чтобы сохранить тайну. Я добавила свои: не дозволяется ничего, кроме поцелуев, и все, о чем мы говорим или что делаем, остается между нами. Я обнаружила, что могу быть с ним откровеннее, чем с другими своими парнями, и знала: что бы я ему ни рассказала, он оставит это при себе. Наше положение лучше всего описывала фраза, когда-то подслушанная мной у Питера: «взаимное гарантированное уничтожение». Мы слишком многое друг о друге знаем, и нам обоим есть что терять, поэтому выдать другого – слишком большой риск.

Когда мы начали встречаться с другими людьми, к правилам добавилось еще одно: не встречаться, когда мы с кем-то еще. Вследствие чего я и Тофер могли не видеться месяцами. Но, тем не менее, я находилась в некоторой зависимости от наших отношений.

Посмотрев на экран телефона, я решила, что уже безопасно идти за ним, пересекла гостиную и направилась в сторону подвала, не забыв запереть за собой дверь.

Иногда встречи с Тофером утоляли мою эмоциональную жажду, а иногда после них я начинала хотеть большего. К счастью, сегодня был первый случай. Некоторое время мы жадно целовались, но потом интенсивность ощущений померкла, и наши поцелуи стали более медленными, тягучими. Я оторвалась от него и положила голову ему на грудь, он же рассеянно гладил меня по волосам одной рукой.

Я посмотрела вверх с дивана, на котором мы лежали. Помещение больше походило на переделанный гараж, чем на подвал: тут был диван, телевизор еле помещался среди столов с инструментами. Кто-то в семье Кастилло явно увлекался машинами: в этом гараже-подвале их было три, еще две были укрыты брезентом, и рядом с ними аккуратно лежали инструменты. Я бросила взгляд на ближайшую к нам – красный винтажный «мустанг» – и ощутила резкий укол боли, как всегда, когда мне попадались такие машины. У мамы был желтый, с откидным верхом, 1965 года выпуска – ее краса и гордость. Но я не видела его уже несколько лет – очевидно, он отправился туда же, куда и остальные ее вещи: либо был продан, либо где-то хранился. Я знала точно только одно: когда мы переехали в новый дом, никаких напоминаний о маме в нем не было.

Я повернулась спиной к «мустангу» и провела рукой по ткани обивки:

– Здесь на удивление удобно.

Тофер хохотнул:

– Ну, это тебе не какая-нибудь прачечная.

Я немного приподнялась, чтобы посмотреть на него, и он улыбнулся, потянув прядь моих волос и наматывая ее на палец.

– Я буквально на днях вспоминал тот вечер.

– Правда?

– Да, – кивнул он. – Нам очень повезло.

Услышав это, я села чуть прямее и посмотрела ему в глаза, начиная нервничать: он что, собрался изменить правила игры прямо сейчас?

– Повезло, что нас не поймали, – объяснил он, и я расслабилась.

– Это уж точно.

Это было три года назад, но я помнила все так отчетливо, будто это было вчера: восторг от своей первой вечеринки, затем полицейские мигалки сквозь окно и панику от осознания того, что я не просто крупно влипла, но и, возможно, поставила крест на карьере своего отца. Я отчаянно пыталась найти выход в творящемся хаосе, и вдруг откуда ни возьмись возник Тофер Фицпатрик и взял меня за руку. Мы не были знакомы – учились в разных школах и лишь однажды обменялись парой слов на приеме в резиденции губернатора штата. Но в его глазах я увидела тот же самый парализующий страх, который чувствовала сама, от понимания, насколько на самом деле высоки ставки. Он наклонился ко мне ближе, чтобы я его услышала сквозь шум, который издавали убегающие перепуганные люди, разбивавшие бутылки и стаканы, которые попались под ноги, в попытках найти отсюда выход как можно скорее.

– Бежим отсюда? – спросил он.

Я кивнула, он крепче сжал мою руку, и мы побежали. Он остановился перед дверью, мимо которой я промчалась бы, не заметив, и распахнул ее. Это была прачечная – крошечное помещение со складным столом, стиральной машиной и сушилкой над ней. Здесь было буквально негде повернуться. Тофер затащил меня внутрь, мы захлопнули за собой дверь и принялись ждать в темноте.

Сразу нас не нашли, и после того, как мы несколько минут с ужасом прождали, что полицейские вломятся в дверь, мы оба слегка расслабились и добрались до складного столика. Мы сидели вместе возле стопки аккуратно сложенных махровых полотенец, из маленького окошка над стиральной машиной лился лунный свет, и пахло кондиционером для белья. Когда панический страх, что всему конец, начал постепенно отступать, я начала получать удовольствие от ситуации: я сижу при луне, совсем рядом с симпатичным сероглазым парнем.

Мы начали болтать – о родителях, о школе, о своей версии событий, которую придумали на случай, если нас все-таки обнаружат: как только стало понятно, что в нашем присутствии нарушается закон, и несовершеннолетние употребляют алкоголь, мы немедленно покинули это место. Я не сразу поняла, что прошло уже достаточно времени, чтобы можно было покинуть убежище, затем повернулась к Тоферу, сказать ему об этом, и обнаружила, что он сидит ко мне гораздо ближе, чем я думала, и смотрит задумчиво, словно изучая мое лицо. Сердце сильно забилось, но я заставила себя не отводить взгляда, когда он смахнул выбившуюся прядку у меня со лба и намотал ее на палец, прежде чем заправить мне за ухо. А потом очень медленно он наклонился и впервые в жизни поцеловал меня.