Элис Клейтон - Римское сумасшествие

И вот оно. Это был тот самый вопрос, который я должна задать себе и быть честной в ответе. Хватит ли у меня сил простить ТОГО САМОГО? Момент, когда я увидела, как Дэниел трахает другую женщину, произвел на меня сильное впечатление, но правда в том, что даже вида того, как он просто целует другую... Уже было бы достаточно. Я бы не простила ему подобное, потому что не хотела.

Но когда дело касается того, кого ты по-настоящему любишь. Ты плачешь. Ты кричишь. Ты перегибаешь палку. А затем успокаиваешься и прощаешь. Потому что он – ТОТ САМЫЙ . И он того сто́ит.

Марчелло улыбнулся и притянул меня к себе на стул.

– Я люблю тебя сильнее, чем могу выразить словами. Ты это понимаешь?

– Понимаю, tesoro, – ответил он, прижимая меня к себе и заключив в объятия.– Точно также и я люблю тебя. Больше никаких секретов. Никакой лжи. И никаких побегов, пока мы не обсудим проблему. Мы не можем поступать так друг с другом.

– Нам нужно быть честными друг с другом,– согласилась я, целуя его подбородок. – Только ты и я.

– Только ты и я.

ГЛАВА 24

Я только провела кисточкой тень, отбрасываемую спелым абрикосом, и на меня вдруг нахлынула грусть. Я сделала глубокий вдох, пытаясь избавиться от этого чувства. Затем подняла взгляд вверх и восхитилась чистым, безоблачным голубым небом.

С той нашей ужасной ссоры прошло уже около двух недель. Я начала замечать, что в течение дня совершенно внезапно мне вдруг хочется плакать. Мужчина помогает пожилой женщине перейти дорогу – мои глаза на мокром месте.

Дети играют в стикбол во дворе дома Дэйзи – снова слезы.

Я в компании моих приятелей художников на Кампо дей Фиори занимаюсь живописью. Угадайте что у меня на глазах? Правильно – слезы. У меня было только одно объяснение происходящему – я сошла с ума, и одновременно без ума от счастья, что, по-видимому, было одно и то же.

Наша группа наносила последние штрихи на картины, когда преподаватель остановилась у моего мольберта.

– Belissima , – произнесла она, коснувшись моего плеча. – Я рада, что вы вернулись. Вы прекрасно рисуете.

Я с гордостью взглянула на картину и улыбнулась. Эти занятия играли для меня терапевтическую роль и воодушевляли. Они подпитывали меня желанием и энергией творить, создавать.

К тому времени, как я добралась до квартиры, картина успела высохнуть, поэтому я убрала её в кладовку к остальным. Глянув на часы, я пришла к выводу, что у меня ещё хватит времени, чтобы смыть краску, которой было измазано лицо. Честно говоря, не помню случая, когда после рисования я бы не выглядела, как рисующий пальчиковыми красками младенец.

Но сегодня мне нужно было выглядеть прилично, ведь я собиралась созвониться с родителями по скайпу и поделиться с ними новостями.

Рассказать обо всём, и скинуть груз с плеч.

Ранее я засела в офисе Марчелло, наслаждаясь его чересчур распущенной компанией, и пытаясь заполнить необходимые документы для рабочей визы.

– Прекрати, – я попыталась шлёпнуть его по руке, пальцем которой он выводил круги на моей коже. – Мой почерк и так ужасный, а когда ты... о... о… Ох, это очень приятно... Погоди!

Затем прибыл е-майл от мамы, в котором она интересовалась, всё ли у меня хорошо. Из-за её поразительной интуиции и выбора «подходящего момента» я допустила ошибку в написании собственного имени. Пришлось снова всё переписывать.

Создавалось впечатление, что родители уже знали о моём решении. Только ждали, чтобы я его озвучила вслух.

Чуть отодвинувшись от стола, я открыла ноутбук и стала ждать их звонка. Я заняла свои руки распаковкой конверта от Марии и коллегии из Музея Рима в Травестере. Я лучезарно улыбнулась и прижала его к груди, провела рукой по эмблеме, выдавленной на шапке фирменного бланка и вздохнула.

Я очень нервничала, когда Мария позвала меня к себе в офис. На этой встрече Мария была не одна, там присутствовал её начальник и начальник её начальника. Я запаниковала. Я сразу же подумала о проделанной работе на вилле, которую только закончила, и стала молиться, чтобы ничего там не напортачила.

Покидая эту встречу, я едва могла сдерживать переполнявшую меня радость.

Когда раздался сигнал входящего вызова по скайпу, я сглотнула и нежно отодвинула письмо в сторону.

– Дыши глубже, Эвери, – сказала я самой себе и нажала на зелёную кнопку.

– Вот и она! – произнёс лоб отца.

– Пап, наклони немного экран, – рассмеявшись произнесла я.

– Ё-моё. Почему теперь никто не пользуется телефонами… – он ещё немного повозился с этой «хреновиной».

– Вот так-то лучше, – сказала я, когда наконец смогла увидеть их обоих.

Они выглядели так же, как и прежде, я же, наоборот, очень изменилась. Я видела, что они заметили перемену и пытались привыкнуть к такой обновлённой и европейской версии меня.

Мои вьющиеся от природы волосы мягкими волнами лежали на плечах, чуть собранные по бокам. Я была не накрашена, не считая красновато-коричневой краски, которую я забыла смыть с подбородка. Футболка была в пятнах того же цвета, и я молилась, чтобы засос, который был поставлен в обеденный перерыв, не успел проявиться.

Первым заговорил отец.

– Должен сказать, солнышко, ты выглядишь…

– Прекрасно, – закончила фразу мама, лучезарно улыбаясь.

– Спасибо, мам, – на мгновение я задержала дыхание, а затем продолжила непринуждённо беседовать. – Так, как там поживает без меня Бостон?

Мы немного поболтали о том, о сём, немного о свежих сплетнях, о том, что мой отец потянул запястье во время последней игры в теннис, мама заказала новые цветы, и хочет посадить их на улице по периметру бассейна, в общем, всё, как всегда. Мне понравилась наша беседа, но родители как будто чувствовали, что у меня что-то произошло. Я выждала подходящее время, глубоко вздохнула и произнесла:

– Ну, а я решила…

– Остаться в Риме, – закончил за меня отец, его голос был мягким и понимающим.

Я кивнула и ещё раз глубоко вздохнула.

– Да.

Мама изящно промокнула глаза платком с вышивкой.

Дрожащими от волнения руками я взяла конверт и поднесла его к камере.

– Я не хочу, чтобы вы за меня переживали. Я буду работать…

– Научным сотрудником по реставрации, – с гордостью произнёс папа. – Звучит очень впечатляюще, но кто это вообще такой?

Я рассмеялась и отложила письмо в сторону.

– Эта работа скорее более офисная, нежели связанная непосредственно с реставрацией, но ничего страшного. В конце концов, никогда не поздно передумать и вернуться к просто реставрации. Но мне кажется, что эта работа будет мне по душе. Я буду работать в команде музейных сотрудников, которые тесно сотрудничают с фирмами по всему Риму. Они находят памятники древности или произведения искусства, которые далее будут выставлены в музее на всеобщее обозрение. Тут мы вступаем в дело, создаём проекты по реставрации, дальнейшем хранении. Работа будет связана с научными и математическими данными. Господи, я так счастлива.