Нермин Безмен - Курт Сеит и Шура

С того самого момента, когда они въехали в огромные ворота, Шуру охватил неописуемый восторг. Это был первый взрослый бал, на который она направлялась. Ей было всего шестнадцать. Ее сестра Валентина была на год старше и уже бывала на таких приемах в Кисловодске. По рассказам Валентины Шура знала, что на таких балах молодые, красивые и благородные мужчины будут выстраиваться в очередь, чтобы пригласить девушек на танец. Когда она поднималась по ступеням лестницы с отцом, ее сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот – и оно остановится. Она предчувствовала, что этой ночью должно случиться нечто особенное. Она не знала что, но внутренний голос обещал ей чудо. Миновав лестницу, в просторном вестибюле они сдали свои пальто и шляпы слугам во фраках, затем поднялись еще на три ступени, направляясь в огромный аванзал, из которого шли дальше, в бальный. Звуки музыки изнутри отражались в залах и коридорах и, нарастая, достигали их. В дверях большого зала церемониймейстер приветствовал гостей с важным видом человека, занятого серьезным делом. Он сделал два шага вперед, стукнул жезлом в пол и громким голосом объявил:

– Господин Юлиан Верженский! Госпожа Валентина Юлиановна Верженская! Госпожа Александра Юлиановна Верженская!

Затем он отступил и пропустил Верженского и его дочерей. Они сошли по лестнице с перилами, украшенными хрусталем. Гости мимолетно повернули головы, чтобы взглянуть на вновь прибывших, а затем вернулись к своим разговорам. Хозяин, Андрей Боринский, подошел к лестнице, чтобы встретить гостей. По его движениям было видно, что он рад им. Боринский и Верженский были акционерами одной нефтяной компании. И хотя они нечасто виделись, их соединяла тесная дружба. Боринский тепло поприветствовал друга, затем повернулся к девушкам и воскликнул:

– Боже мой! Юлиан, друг мой, я не могу поверить, что это твои маленькие прелестные дочурки. Они всё такие же милые, даже стали еще милее, но они теперь уже не дети. Как летит время. Пойдем, позволь мне представить тебя друзьям.

Девушки последовали за отцом и хозяином, чтобы присоединиться к другим гостям. Валентина ступала легко и уверенно, Шура не могла сдержать восторг. Она боялась смотреть вокруг, чтобы не встретить взгляд, который мог бы прочесть ее волнение. Она лишь прошептала сестре на ухо:

– Тиночка, пожалуйста, не оставляй меня одну…

Валентина, изящно придерживая подол розового вечернего бального платья, улыбнулась сестре:

– Не беспокойся, Шурочка, ты бы так не говорила, если бы видела глаза людей, которые с восхищением смотрят на тебя.

Чтобы проверить слова Валентины, Шура опасливо перевела взгляд направо, затем налево. Сестра, должно быть, шутит, подумала она, но вдруг ее взгляд встретился с парой синих глаз, пристально следивших за ней. Ей показалось, что тело пронзила молния. Лицо залилось румянцем, сердце заколотилось. Она быстро отвернулась и посмотрела вниз. Ее отец беседовал с каким-то бароном. Валентина начала переговариваться со смазливой девочкой, которую они встречали в Кисловодске, имени ее Шура не запомнила. Она вновь почувствовала взгляд молодого человека, но была слишком испугана, чтобы обернуться. Она мяла шелковую ленту сумочки, которая была подобрана специально в тон ее сиреневому платью. Ее длинные светлые волосы были впервые уложены в шиньон с завитками по сторонам. Увидев ее наряд этим вечером, папа с сестрой сказали, что она восхитительна. Ей тоже казалось, что она выглядит красивее, чем обычно. Так она чувствовала до тех пор, пока они не приехали на прием, но сейчас среди стольких красивых и ухоженных женщин, уверенно прогуливавшихся вокруг, она чувствовала себя неопытной девочкой. Как она будет танцевать с молодым человеком, которого она совсем не знает, если ее привел в смущение один лишь взгляд? Она чувствовала, что не сможет ни с кем танцевать, что просидит весь вечер, как цветок в клумбе, в углу зала, глядя, как развлекаются другие.

Кивнув, ее отец предоставил ей право самой выбрать бокал вина с серебряного подноса, который держал слуга. Юлиан Верженский вел серьезный разговор с хозяином и двумя гостями о нефтяных акциях и забастовках рабочих. Валентина болтала с подругой о веселых ночах в кисловодском курзале. Шура взяла вино, сделала вначале маленький глоток, затем глоток побольше. Она думала, что вино придаст ей уверенности и рассеет робость. В надежде вновь увидеть молодого человека, взгляд которого так потряс ее, она повернула голову в том направлении. Не увидев его там, она почувствовала стыд и разочарование, но, сделав еще один глоток вина, немного успокоилась. Внезапно она вновь ощутила обжигающий удар и подняла голову. Те же синие глаза смотрели на нее.

Оркестр играл ноктюрн Чайковского, но звуки музыки доносились словно издалека. Ей было трудно даже поддерживать разговор, продолжавшийся рядом с ней. Ноги заскользили по полу. Ей казалось, что люди вокруг слышат, как бьется ее сердце. Молодой человек, держа бокал, вел обычный светский разговор с несколькими приятелями в офицерской форме, при этом не отрывая взгляда от нее, красивой девушки в сиреневом платье. В этот раз она тоже не отвела взгляд. Он улыбнулся и почти незаметно кивнул ей. Шура тоже улыбнулась, робко, и отвернулась, пытаясь делать вид, что слушает Валентину и ее подругу, но ее сердце колотилось как безумное. Допивая вино в бокале, она услышала предупреждение Валентины:

– Шурочка, вечер еще только начался. Если ты будешь пить так быстро, ты не сможешь не только танцевать, но даже ходить.

С пылающими щеками и блестящими глазами, Шура улыбнулась сестре. Пары двинулись в танцевальную часть зала, так как оркестр заиграл польку. В точности как и описывала Валентина, молодые люди один за другим приглашали девушек. Боясь оказаться следующей в очереди, Шура решила было выйти из зала, но было уже поздно. Она видела, как молодой человек с яркими синими глазами разговаривал с хозяином и хозяйкой бала, а рядом с ними стоял еще один юноша.

Андрей Боринский решил подойти к Шуре и Валентине вместе со своей маленькой компанией. С улыбкой он сказал девушкам:

– Дорогие Валентина и Александра, я хотел бы представить вас этим двум молодым людям. Мой сын Петр Боринский и его близкий друг Сеит Эминов, оба поручики.

Молодые люди завершили представление коротким поклоном. Шура вслед за сестрой с улыбкой поклонилась. Когда Петр пригласил Валентину на танец, у Шуры перехватило дыхание. Теперь была ее очередь. Сеит Эминов склонился перед ней, щелкнул каблуками, протянул правую руку и сказал:

– Позвольте пригласить вас на танец, мадемуазель?

Она не смогла найти сил ответить на эти слова. Волнение было слишком велико. Предчувствие, с которым она входила в этот дом, сбывалось. Она никогда не думала, что ее так запросто может пригласить на танец незнакомый мужчина. Но этот человек, чей взгляд пронзил ее, мог управлять ею, как хотел. Он был так красив и внушителен в своей форме, в высоких блестящих сапогах, что, когда, держа ее за руку, он повел ее танцевать, у нее не было сил отказаться. Она даже не ответила на его вопрос. Не говоря ни слова, она доверила себя вежливо, но твердо удерживавшим ее рукам незнакомца. Пока она кружилась с ним снова и снова, сердце стучало где-то в ушах, щеки пылали, синие глаза осыпали ее искрами, и Шуре казалось, что она попала в прекрасный сон. Его пристальный взгляд волновал и смущал ее одновременно, и она отвела глаза. Что ей отвечать ему, если он решит что-нибудь спросить?