Тара Лей - Король Рока

Она обнаружила «К», выгравированную в моем сердце, оставив поцелуй на кровоточащей букве.

– Поговори с ними. Объясни насчет выпивки. Дай им знать, что ты никогда не забудешь об их Калебе.

– Что если они не хотят меня видеть?

– Что, если они хотят?

Нежелание ощетинилось на моей коже, словно неправильно приглаженный бархат. Я вдохнул поглубже, выдувая воздух через поджатые губы.

– Может быть, я попробую это сделать.

Тени танцевали на стенах, когда солнце скользнуло ниже по горизонту.

– Итак, если ты... – Делэни прервалась.

– Если я что? – подсказал я.

– Ну... не то чтобы это произойдет, но если ты... – она остановилась и снова запустилась. – Если все пойдет не по-твоему, ты позволишь мне навещать тебя?

– То есть в тюрьме? – уточнил я, не нуждаясь в разъяснениях, а просто, чтобы взять секунду и собраться с мыслями. Каждая клеточка моего тела кричала в знак протеста. –Нет. Я бы не хотел, чтобы ты приходила, – признался я, качая головой.

– Почему нет? – потребовала она, напрягшись всем тело.

Я поднес руку к ее лицу и провел костяшками пальцев по её подбородку. Изучая идеально симметричный набор ее черт, ее безупречную кожу. Делэни Фрейзер была ребенком из рекламы детского питания, только взрослым. Я должен был заставить ее понять, даже если это причинит ей боль. Как я могу жить, будучи запертым, если она придет ко мне, но я не смогу к ней прикоснуться? Не смогу провести пальцами по ее волосам, задушить поцелуями, заняться с ней любовью. Как я смогу смотреть, как Делэни покидает меня, в то время как железные решетки будут меня держать, и не сойти с ума?

– Если я попаду в тюрьму, тебе придется забыть обо мне. Твой отец – твоя кровь. Я – нет. Если я сяду, пообещай, что забудешь обо мне. О нас.

Ее голос дрожал.

– Я никогда не забуду тебя, Шейн, – вздохнула она. – Никогда.

Глава Двадцать Вторая

Шейн

Моя просьба о личной встрече с родителями Калеба прошла не очень хорошо. Ни с Тревисом, ни с Гевином, ни с командой, которую они собрали для меня.

Но мне было насрать.

Если бы Бранфорды не хотели говорить со мной, я бы отнесся к этому с уважением. Но в глубине души я знал, что Делэни права. Стоило попытаться.

Поэтому я сам позвонил в офис окружного прокурора и попросил их передать мое предложение. Только втроем в комнате. Ни камер, ни адвокатов. Только они и я, и тысяча сожалений между нами.

Тревис выглядел так, будто у него случиться сердечный приступ, когда я сообщил ему, что сделал, но было еще хуже, когда я добавил, что они согласились. Гевин выглядел смирившимся. На встречу меня сопровождал полицейский в униформе. Тревис настоял на том, чтобы пойти с нами, даже если он не будет заходить в комнату. Гевин остался изучать мое дело. Я нервничал. Не потому, что не знал, что сказать. Все, что у меня было – это правда. Истина, которая давила на меня столько лет. Я нервничал, потому что окажусь лицом к лицу с болью, которую я выгравировал в лица Бранфордов... И не знал, смогу ли когда-нибудь оправиться от этого.

Мои ботинки стучали по асфальтированной дорожке к прокуратуре. Мы встречались в неприметном конференц-зале без двухсторонних зеркал или систем внутренней связи, как это было в тюрьме. Бранфорды уже ждали меня, они оба стояли у дальней стены, оставляя как можно больше пространства между нами. Тревис открыл рот, как будто хотел еще раз высказать свое нежелание оставлять меня. Я подавил это одним взглядом и решительным щелчком, закрыв дверь перед его носом. Когда я повернулся обратно, Бранфорды не сдвинулись с места .

Я с дрожью вздохнул, пробежался глазами по комнате, прежде чем успокоиться. Прошло тринадцать лет с момента аварии. Мистер Бранфорд всегда был высоким и спортивным, он таким и остался. Он настороженно изучал меня, как будто не был уверен, что это хорошая идея. Миссис Бранфорд была тучнее, чем я помнил, с напряженным выражением на лице. Ее выражение было решительным; она хотела услышать, что я хотел сказать.

Моя походка стала менее уверенной, я подошел к ближайшему стулу и сел, надеясь, что они сделают то же самое.

– Спасибо, что согласились встретиться со мной, – каждый из них кивнул, и я продолжил. – Я здесь не для того, чтобы оправдывать свои поступки. Ни несчастный случай или отъезд из города. Я хотел увидеть Вас, дать ответы на все вопросы, которые тогда дать побоялся. И извиниться. Калеб был моим лучшим другом. Моим единственным другом. Я любил его как брата...

Миссис Бранфорд тихонечко хныкнула, ее муж помог ей сесть на стул. Он расположился рядом с ней, положив руку ей на спину, их седеющие головы сомкнулись, он что-то успокаивающе шептал. Их разбитое сердце заполнило комнату, покатилось по их согнутым плечам, врезавшись в меня.

Боль расколола мою грудь, широко раскрыла ее и освободила все эмоции и воспоминания, которые я держал в ловушке внутри. Я не знал, стоит ли продолжать говорить, но все равно продолжил. Слова лились из моего горла, пока оно не стало хриплым и раздраженным. Я говорил о том, как мы выступили в тот вечер, о пиве, которое, как мы думали, заработали за наш первый настоящий концерт. Я рассказал правду об аварии, почему и когда ушел. Я говорил о стипендиях, которые анонимно жертвовал для детей с дислексией, как у Калеба, и о тревожном звоночке в тюрьме, который побудил меня отдавать значительную часть моих доходов, что поддержал бы Калеб. Но в основном я рассказывал им о самом Калебе. Истории, которые он передавал мне о них, забавные вещи, которые он творил, надежды и мечты, которые, как я знал, он разделял только со мной. Как он придал мне уверенности, чтобы выйти на сцену, хотя я едва мог справиться с игрой с несколькими друзьями в гараже.

Когда слова полились из меня, произошло нечто странное. Калеб снова ожил. Это было почти, как если бы он сидел в комнате, в углу вне поля зрения. Я так отчетливо слышал его голос в ушах. Я видел его, эту широкую ухмылку, разделяющую его лицо на две части. Атмосфера изменилась, стала светлее. Как всегда, когда Калеб был рядом.

Калеб был непохож на меня. Всю свою жизнь он знал только любовь. Семейные ужины, сказки на ночь, аплодисменты от наблюдавших за каждой игрой. Он был уверенным и добрым. Не только для меня, но и для всех. Я же был неудачником. Калеб был парнем, который нравился всем.

Один час превратился в два, Бранфорды не произнесли ни слова. Когда, наконец, мне нечего было сказать, когда каждое воспоминание было вытащено, очищено и оживлено, я потер лицо ладонью, готовясь к словесному нападению.

Но ничего не произошло. Я смотрел туда-сюда на их лица, искал что-нибудь, чтобы дать понять мне, что делать – остаться или уйти. Их слезы высохли, я поймал несколько улыбок, пока говорил, даже один или два мокрых смешка. Вытер руки о джинсы, чувствуя, что не хочу уходить. Не только из-за Бранфордов, но и потому, что в этой комнате я почувствовал осколок прощения. От Калеба.