Тара Лей - Король Рока

Но я совсем ее не знал.

Она жила в паутине лжи. Лжи, которая все еще закручивалась. Как я могу быть с кем-то, кто отражает худший выбор, который я когда-либо делал?

«Два плохих дела не будут одним правым» было одним из любимых высказываний моей матери.

Стоя в лифте, я усмехался. Тогда какого хрена последние несколько месяцев с Делэни были такими правильными?

Она заставила меня снова чувствовать. Жаждать будущего, которое я видел в этих великолепных узорах синего и зеленого, ее глаза сияли, как маяк на ангельском лице.

Я остановился, как только ступил на улицу, и это было не из-за вспышки десятков камер сотового телефона, фиксирующих мой отъезд.

Я чертовски любил ее. Я любил Делэни Фрейзер.

И она любила меня.

Твою мать.

Головокружение одолело меня и ощущение, что Делэни была просто еще одним наказанием за то, что я сделал, закручивались вместе. Я прижал руку к животу, чувствуя себя опустошенным.

Проскользнув обратно в машину, припаркованную всего в нескольких футах от входа в отель, я провел рукой по рту, как будто это могло бы стереть горечь, наполняющую его. Пайпер сидела на заднем сидении, большие пальцы и глаза были прикованы к «iPhone».

Я упал на прохладное кожаное сиденье, чувствуя себя раздавленным предательством Делэни. Пайпер подняла бровь и отложила телефон в сторону.

– Я так понимаю, поздравления не принимаются?

Сердитый смех булькнул из моего горла, я выглянул в окно, мои глаза сразу же направились к самому высокому этажу. Даже сейчас, все, чего я хотел, это вернуться к Делэни, взять ее на руки и держать, пока не забуду все, что она только что сказала. Она велела мне жить в моей правде, смотреть в лицо всему и всем, от кого я когда-то бежал. Что за хрень!

Теперь я убегал от нее.

Я отвернулся от окна и уставился на Пайпер.

– В этой машине есть виски?

Делэни

Я не выходила из комнаты. Не могла. Вместо этого я провела остаток ночи, уткнувшись лицом в одеяло, которое все еще пахло Шейном. Глубоко, с тоской вдыхая запах. Отчаянно надеясь, что он вернется. Осознавая, что он этого не сделает.

Только когда солнце начало ползти над горизонтом, превращая неповоротливые силуэты зданий, окружающих отель, в огромные серые надгробия, сон, наконец, пришел. Я попала в его объятия, благодарная за передышку от боли, разрывающей меня надвое. Но даже тогда, я не смогла от неё скрыться. Она пульсировала в пустоте моих легких, но продолжала биться, пытаясь перевести дыхание.

Пока я лежала, тяжело дыша, боясь вернуться ко сну, боясь полностью проснуться, я услышала шум, который звучал как щелчок считывателя ключей. Я мгновенно вскочила.

– Шейн, – крикнула хриплым обнадеживающим тоном.

И только тишина стала мне ответом.

Оставив пустую кровать, чтобы провести расследование, я увидела безобидный конверт, криво просунутый под дверь. Мое полное имя было четко напечатано посередине, отправителя не видно. Я заглянула в замочную скважину в надежде мельком увидеть курьера, но никого не обнаружила. Тот, кто толкнул послание под дверь, исчез.

Живот скрутило от страха, когда я потянула за край конверта, и слова в левом верхнем углу попали в поле зрения. «ТРЕВИС ТАГГЕРТ&Ко».

Мягкое хныканье вырвалось из моих губ, я извлекла аккуратно сложенную канцелярскую бумагу через незапечатанную заднюю сторону. Разворачивая письмо, в моих ушах был слышен звук пульсации крови. Оттуда выпал чек, медленно порхая на ковер перед приземлением, лицом вверх на мои босые ноги. С большим количеством нулей, чем я когда-либо видела на квитанции с моим именем.

Пока я читала короткий абзац, то стояла неподвижно и тихо.

«Прилагаемый чек содержит все денежные средства, причитающиеся Делэни Фрейзер, включая бонус за трудолюбивость. Соглашение о неразглашении остается в силе. Никаких дальнейших контактов с клиентом не требуется. Спасибо за вашу службу».

Подписи нет.

Меня атаковала боль, вонзающиеся осколки были так остры, что я опустила глаза вниз, ожидая, что моя кожа будет в ранах. Премия за трудолюбивость? Спасибо за вашу службу?

Я вздрогнула, таращась на слова на хрустящей странице, пока они не размылись, затем скомкала бумагу в шар и бросила через комнату. Он должен был издать такой же громкий звук, как метеорит, падающий на землю. Он должен был взорваться, как граната, выбив окна и превратив номер в огненную, зияющую дыру.

Но ничего из этого не произошло.

Сморщенный пергаментный комок пролетел не очень далеко и мягко приземлился. Не причинив вреда. Не имея абсолютно ничего общего с повреждениями, которые нанес моему сердцу.

Слезы навернулись, и они были не такими уж скромными. Мучительные рыдания вырвались из моей судорожной грудной клетки, скобля по моему горлу и разрушая тишину. Я притянула колени к груди, покачиваясь взад и вперед, пока горячие слезы текли по лицу. На вкус они были горькими, а не солеными, я вытерла их рукавом махрового халата.

Сквозь завесу гнева я боролась с желанием разорвать чек. Слова в сопроводительной записке, возможно, были ядовитыми, но я уверена, что заработала эту непристойную сумму, смотрящую на меня. Не на своей спине, а своим сердцем.

Конечно, Шейн забрал с собой жизненно важный орган. Я чувствовала себя такой пустой, совершенно пустой. И все же я все еще дышала, все еще плакала.

Тот, кто сказал: «Истина освободит тебя», никогда не был брошен любовью своей жизни из-за этого.

Я думала, что буду чувствовать себя лучше после того, как откроюсь Шейну, даже если он решит уйти. Тем более, что часть меня хотела, чтобы он ушел, хотела держать его подальше от моей зоны заражения.

Но я ошиблась. По-крупному.

Отсутствие Шейна оставило черную дыру в пространстве, где было мое сердце, меня втягивала пустота.

По глупости я надеялась, что он сможет забыть об этой схожести между нами. Что он простит меня. Но стоило лучше его знать.

Мои глаза были красными и опухшими, когда я дотащилась до ванной комнаты и включила душ. Здесь больше нельзя оставаться. Не с запахом Шейна, все еще цепляющегося за подушки. Ни одна горничная не сможет избавить это место от понимания, что мы с Шейном когда-то лежали вместе на этой кровати, находя восторг в объятиях друг друга.

Я уничтожила все это несколькими словами. Словами, которые горели в моем горле в течение трех лет. Истины, которая разъединила нас как электрифицированный забор с километрами колючей проволоки, наваленной сверху.

В исступлении я опустошила крошечные бутылочки шампуня и кондиционера на волосы и намылила тело содержимым другой баночки. Запахи столкнулись друг с другом, комбинация сотрясалась. Лимон, жасмин и ваниль. Будто мне в рот вставили кляп.