Изабелла Старлинг - Заарканить Золушку

— Я закончила со столовой, — сказала я ей, когда начистила фамильное серебро. — Думаю, что теперь могу убрать главную спальню.

— Закончила? — ехидно прошипела она, доставая вилку из ящика для серебра. Она стала осматривать её так пристально, что мне пришлось подавить рвущийся наружу смех.— И это ты называешь «всё сделано»?

— Да, — спокойно ответила я. — Я всё отшлифовала, и с этой вилкой всё хорошо. Она абсолютно чистая.

— Ну, если ты так считаешь, — вновь прошипела Марта. — Хотя, я бы сделала эту работу лучше.

Мне пришлось побороться с желанием закатить глаза. Марта же положила вилку обратно в ящик и поглядела на меня.

— Ты не пойдёшь убирать главную спальню, — сказала она и я уставилась на неё. — Мистер Голдвин не любит видеть там никого кроме меня.

Она выгнула грудь колесом, когда говорила об этом, как будто это какая-то особая честь: очистить бардак богатого бизнесмена в спальне.

Ну, может быть, когда этот бизнесмен выглядит как Рафаэль Голдвин, это действительно было честью.

Мистер Голдвин был высоким, сексуальным, тёмным и красивым. Мужчина, который играл главную роль во многих моих подростковых мечтах. А если честно, то во всех.

Я не хотела бы этого признавать, но, когда он загнал меня в угол, то правильно догадался о некоторых вещах про меня. Конечно, я видела его раньше – Марта никогда не затыкалась, говоря о нём. И мне стало так любопытно, что раз или два я его погуглила. Ну а если честно, то мне нравилось рассматривать его скульптурно вылепленное лицо, покрытое тёмной щетиной, на фотографиях в интернете. Ладно, если уж говорить совсем откровенно, то я пристрастилась к нему. Но ведь в этом же нет ничего плохого?

А вот Марта была маниакально им одержима. Она вырезала статьи и фото из журналов о нём и собирала их.

Тот факт, что он, казалось, не обращал внимания на её вопиющее влечение к нему, застал меня врасплох, но я поняла, что он даже отдалённо не интересовался кем-то вроде домработницы, которая полировала его серебро и убирала его спальню.

Но… мне кажется, он очень заинтересован во мне.

Мурашки вновь побежали по моему телу, когда я вспомнила его высокую широкоплечую фигуру, которая на несколько секунд прижалась ко мне. Это воспоминание вновь послало озноб вниз по моему позвоночнику и создало приятное покалывание между бёдер. Он действительно в десятки раз выглядел лучше во плоти, чем на фото. Фотографии просто не могли передать всей его красоты и мужского магнетизма.

Я думаю, что сегодня ночью мои пальцы очень быстро приведут меня к оргазму, вспоминая при этом, как близко я была рядом с этим красавцем и его грязные слова, обращённые ко мне.

— Элла! — рявкнула мачеха, вырывая меня из моих похотливых мыслей о мистере Голдвине. Я почувствовала, что мои щёки покраснели, когда посмотрела ей в глаза.

— Простите, — рассеянно пробормотала я. — Я тогда закончу убирать холл.

Марта повернулась, недовольно пыхтя, и вышла из кухни. Я же взяла ведро с водой и пошла вслед за ней, собираясь повторно до блеска натереть мраморные полы в холле, чтобы Марта, наконец, успокоилась, что я сделала всё хорошо. Войдя в холл, я ещё раз восхитилась

его красотой и величием. Две большие лестницы спускались со второго этажа, и весь пол в холле был отделан бежевым итальянским мрамором. Он был очень дорогим, и я боялась даже прикоснуться к нему. Мне кажется, что я в первый раз натёрла его до блеска, но придётся пройтись тряпкой ещё раз, чтобы Марта не придиралась ко мне и не говорила о плохо проделанной работе.

Знаете, я никогда в своей жизни не была в таком доме. Он был действительно невероятен. Я могла видеть его издалека, из нашего маленького домика для прислуги на территории особняка, но никогда бы не осмелилась войти внутрь.

Это было категорически запрещено. По крайней мере, раньше мне так говорила много раз моя мачеха.

Так что я всегда держалась подальше от него, занимаясь своими книгами. Я только что окончила школу и осенью меня приняли в Нью-Йоркский университет – университет моей мечты.

Но прежде чем я могла бы войти в залы, которые научили так много людей, которыми я восхищалась, трагедия разрушила мою жизнь навсегда. Мой отец, человек, ближе которого у меня никогда не было – умер. За несколько месяцев до этого он женился на Марте. Вот так я и осталась с ней. С женщиной, которую едва знала. Мы никогда не были с ней близки и после того как она узнала, что папа оставил нам дом, то решила продать его.

У меня не было права выбора в этом вопросе. Просто однажды я пришла домой и обнаружила большой знак «Продано» на лужайке. Марта сказала мне тогда, что дома нет, а я смогу получить половину денег от его продажи, только когда мне исполнится двадцать один. До тех пор она собиралась держать деньги от моей доли в целевом фонде для меня.

Две недели спустя, она рассказала мне о своей работе. Марта также сказала мне, что поскольку мои деньги не могут быть сняты раньше, чем мне исполнится двадцать один, то мне придётся подождать, прежде чем я смогу уехать учиться в университет. Вот так она и разрушила мою мечту. Марта взяла меня с собой в маленький дом в поместье мистера Голдвина, и я жила там вместе с нею, терпя от неё постоянные придирки и негатив. Хотя я ничего плохого ей не сделала и всегда послушно выполняла все, что она требовала.

Совсем скоро я поняла, что Марте нравился мистер Голдвин. Она вела бесконечные разговоры о нём, умудряясь включать его в каждый диалог с кем угодно, кого знала. Вот так я и познакомилась с мистером Голдвином из её рассказов. И чем больше я узнавала о нём, тем больше он меня интриговал.

По версии какого-то там специального журнала для бизнесменов, он владел миллиардами долларов, а из бульварной прессы я узнала, что мистер Голдвин был ещё и плейбоем, которого каждый раз видели с новой игрушкой, когда он публично появлялся на людях. Он был печально известен тем, что менял своё сопровождение и ещё более печально известен, когда речь шла о моделях. Мистер Голдвин их любил. Но, несмотря на то, что девушек-моделей он менял, чуть ли не каждый день, похоже, они были на него не в обиде, так как после этого их карьера резко взлетала в гору.

Мистер Голдвин управлял семейной компанией, а также был связан с каким-то благотворительным фондом, что делало его в глазах общественности прямо-таки героем.

Члены его семьи были известными ювелирами, и у него было больше денег, чем он мог бы потратить за тысячу жизней.

Я же жила в его поместье в минутах ходьбы от его огромного особняка, но никогда не сталкивалась с Рафаэлем Голдвином.

На дворе стоял декабрь, приближается Рождество. Но... несмотря на то, что я так сильно любила этот праздник, в этом году мне было как никогда грустно.