Айя Субботина - Исповедь Плейбоя [СИ]

— Может, еще письменную благодарность вынесешь?

— А нужно?

Бросаю взгляд в его сторону, но он уже перевесился через кресло и копошится сзади. Наверняка ищет телефон, потому что его противное жужжание не прекращалось ни на минуту. Когда находит, то мой вопрос его уже не интересует. Он напряженно всматривается в экран, пытается сфокусироваться. Зажав сигарету между пальцами, рассеянно тычет по экранной клавиатуре. Я с трудом проглатываю горький смешок: моя судьба — мужчины, которых куски металла и стекла интересуют больше, чем я.

Но, в отличие от Юры, мой спутник ограничивается одним сообщением и наглухо выключает телефон. Делает глубокую затяжку и вдруг хватает меня за руку, рывком роняет себе на грудь. Я резко топлю педаль газа, хочу сказать, что он придурок, но не получается, потому что его ладонь с сигаретой ложится мне на щеку, а большой палец нахально раздвигает губы. Мы смотрим друг другу в глаза, пока он снова сцеживает в меня дым, на этот раз — прямо в рот, вынуждая глотать.

Это не поцелуй — мы даже не касаемся друг друга губами, но мы, как грешники, делим один на двоих дым над пепелищем, где только что сожгли запретный плод.

— Ты чья, Снежная королева? — спрашивает он, делая новую затяжку, пока большой палец трет мою нижнюю губу.

— Точно не твоя.

Он хмыкает и скармливает мне еще одну порцию. Во рту все немеет, гортань сопротивляется чужеродной горечи, но мне нравится этот странный ритуал.

— А ты чей?

— Того, кто больше заплатит. Хочешь, твоим буду?

Теперь я очень хорошо вижу его глаза: они и правда светло-карие, но это не молочный шоколад и не орех. Это ржавчина с песком. Цепкая хватка человека, который знает обо мне больше, чем, возможно, в эту минуту я знаю сама.

— Не хочу.

Это правда, и он принимает ее ленивым оттопыриванием среднего пальца.

— Ты порвал мои чулки. Нужно заехать в ночной супермаркет.

— Валяй, ты же рулишь.

Она подвозит меня до дома и, не спрашивая разрешения, первой входит в подъезд.

— Останешься на ночь? — интересуюсь я, приглашающим жестом открывая для нее дверь.

Молча переступает порог, выскальзывает из туфель и сразу, как кошка, находит нужный ориентир. Идет через всю студию, на ходу стаскивая платье с тонких плеч. Наваливаюсь спиной на дверь, делаю глоток все еще обжигающе горячего крепкое кофе, который Снежная королева купила в том же супермаркете, что и свои чулки.

У нее красивая фигура, но мяса на костях явно маловато. Телесный кружевной комплект из тех, что не просто дорого, а очень дорого. В этой херне я неплохо разбираюсь, потому что Инна иногда любит таскать меня на шоппинг, наслаждаясь тем, как девчонки-консультанты пускают слюни на ее песика. Вот только на Инне все дорогие носовые платки смотрятся примерно так же, как на корове — седло. А Снежная королева будет хороша и в трусах за сто рублей с раскладки на рынке.

Делаю еще глоток, морщусь, потому что спек язык, и с любопытством иду за своей гостьей. Она уже в душе: цепляет края трусиков большими пальцами, немного приспускает и ведет бедрами. Ткань стекает по белоснежной коже, обнажая тугую высокую задницу.

— Поможешь? — Смотрит на меня через плечо, сбрасывая бретели бюстгальтера.

Отводит волосы со спины — и я просто столбенею.

У нее татуировка — почти на всю спину. Чернильная цепочка стекает с ключиц по позвоночнику, и нанизанные на нее два ловца снов застыли в совершенно фантастической динамике. Я подвигаюсь ближе, словно, блядь, загипнотизированный, и ловлю себя на том, что дую на эти перья под кожей, в надежде увидеть их полет, и мягкий перестук бусин на кожаных шнурках. Пальцы сами тянутся расстегнуть крючки, и последний клочок одежды на ней падает вниз. Слежу за его быстрым полетом — и натыкаюсь на еще одного ловца, на этот раз — на внешней стороне лодыжки. Рисунок меньше, и он нежно-розовый, какой-то совершенно девичий, на полном контрасте с тем, что растекся по узкой спине.

Пальцем повторяю линию чернил, обвожу контур сначала одного, потом другого круга, спускаюсь до копчика — и Снежная королева ныряет в душевую кабинку. Волосы намокают сразу: она откидывает их назад и подставляет лицо под струи.

«— Хочешь, твоим буду?

— Не хочу».

На хер.

‌Понятия не имею, сколько она торчит в душе, но я успеваю выхлестать обе чашки кофе, которые сварил и для нее, и для себя. В голове проясняется, и я даю себе клятвенное обещание больше никогда и ничего не брать из Сашкиных пидорских рук. Уже сейчас виски начинают пульсировать отголосками будущей боли. Как гроза: на горизонте уже режут молнии, но грома еще не слышно. На всякий случай закидываюсь двумя таблетками обезболивающих.

— Тебе нужен кот, — слышу голос в спину.

Снежная королева взбивает руками влажные после душа волосы. Уже одета и обута.

— Мне никто не нужен.

Она пожимает плечами, берет ключи от моего «Ровера».

— Я возьму. Утром водитель пригонит под окна.

Честно — мне вообще плевать. Днем радовался тачке, как ребенок, а сейчас как будто выжгло все. Хоть это проклятое «мамочка» перестало звенеть в ушах. Теперь там звуки вот этой сучки: сдавленный стон от оргазма, вибрация тонкого тела под моими пальцами.

Есть две правды, обе из которых я без сожаления собственными руками сбрасываю в пропасть на острые камни.

Я хочу трахнуть эту девчонку. Хочу поставить ее раком и просто выебать так, чтобы она своими криками раз и навсегда заглушила все дерьмовые «мамочки», «котики», «зайки».

И второе — я хочу увидеть, как она улыбается.

Шальная мысль взять хотя бы номер телефона, толкает меня к двери, которую Снежная королева оставила открытой. Но я стопорюсь, потому что замечаю пару сотенных долларовых купюр на стойке для обуви.

Меня просто рвет. В клочья. До состояния полного дна, которое я только что со свистом пробил и продолжаю падать дальше.

Сминаю деньги в кулаке, выхожу на балкон. Девчонка как раз собирается сесть в мой «Ровер». Привлекаю ее внимание свистом, жду, пока задерет голову, и бросаю скомканную в плотный шарик подачку.

Снежная королева уезжает, не сказав ни слова.‌‍

Я усаживаюсь на балконе, расслабленно вытягиваю ноги и выкуриваю еще пару сигарет.

Ненавижу вот такие судьбоносные встречи, и уже проклинаю себя за то, что не вышвырнул ее за первым же поворотом. Это все синяя пилюля, и теперь, когда действие «красок» потихоньку рассеивается, я вдруг остро осознаю, что сегодня, на той мокрой и скользкой как лед трассе, я чуть было не угробил свою жизнь. Просто так, ни за что, потому что позволил себе непростительную слабину, забыл, что я такое и где мое место. Одна расфуфыренная гонористая Цацка — не повод думать, что я могу стать кем-то другим. Для меня у Судьбы выписан персональный неразменный волчий билет. И мне не откупиться от него парой выброшенных в окно банкнот.