Айя Субботина - Мальвина (СИ)

Курочки оборачиваются, мгновенно превращаясь в самок гигантского козодоя. Милые птички, кстати, но видели бы вы их глаза…

Влад с облегчением идет ко мне, мы сталкиваемся посреди этого моря Возмущения и синхронно беремся за руки. Ну надо же хоть как-то поддерживать видимость счастливой супружеской четы.

— Валим отсюда, — говорим синхронно, прорываясь к двери, как сквозь полосу препятствий.

И уже на улице я вдруг вспоминаю, что через сорок минут у меня начинается рабочий день. А мы, между прочим, репетируем утренник с малышней, так что я должна быть на месте хоть больная, хоть кривая, потому что утренник в пятницу, а значит, осталось всего две репетиции.

Какая-то заколдованная пятница получается: утренник, потом поездка на дачу.

— Маша, а мы едем на сноуборде кататься, — выдает Влад, когда мы тонем в салоне его авто.

— Когда? — машинально спрашиваю я.

— В пятницу самолет.

Видите эту сморщенную палку, которая тычет в календарь? Это — Перст Судьбы.

— Я не могу, — уныло отзываюсь в ответ. Не думать о снеге, не думать о доске, не думать о даче и мешке цемента в гараже, который папа зачем-то всегда ставит в тазик.

— Почему не можешь?

— Потому что Баба-Яга, — грустно вздыхаю я.

Влад был бы не Влад, если бы не засмеялся. А смеется он громко и, что самое обидное, заразительно. Потому что, глядя на эту довольную физиономию с улыбкой до ушей и беззаботные чертики в глазах, хочется улыбнуться и засмеяться в ответ. Я бы и рада сдерживаться, но поможет разве что применение физической силы: зажать рот двумя пальцами и не давать ему растягиваться. То-то зрелище будет.

— Какая еще Баба-Яга? — придя в себя, переспрашивает он, хоть все равно изредка «булькает» сдерживаемым хохотом.

— В садике утренник, я буду ее играть. Других желающих не нашлось.

Может показаться странным, что на такого колоритного персонажа не выстроилась очередь, но именно так и было. Так уж сошлись звезды, что коллектив у нас большей частью молодой, воспитательницы в группе пару лет, как из институтов. А у одного мальчишки — Вити Дарского — папа — целый крутой боксер, чемпион и все такое. А мама от них ушла давным-давно. А папа Вити не пропускает ни одно его мероприятие, хоть там снег на голову. Однажды даже прилетел чартерным рейсом прямо из США, чтобы ничего не пропустить. Кстати, я предлагала к нему обратиться, когда начались проблемы с Донским, но меня дружно освистали, как полоумную. Мол, причем тут вообще спортсмен.

В общем, как вы понимаете, когда в зрительном ряду сидит красивый свободный самец, самочки не хотят выглядеть пугалом, а хотят быть райскими птичками. А мне все равно: кто-то же должен быть Бабой-Ягой.

— Маша, а перенести никак нельзя? — интересуется Влад, уже набирая какой-то номер.

— Ты что? В садик никогда не ходил? — «Уважаемые родители, утренник отменяется потому что няня Маша поехала в горы, просим прощения за неудобства».

— Няня и штат приходящих учителей, — говорит Влад шепотом, на всякий случай прикрывая ладонью динамик телефона.

Ну да, могла бы и догадаться. Он, наверное, и в школу ходил какую-то особенную, не для простых смертных. Это вам не «гуманитарку» получать со склада и думать, как бы так не выглядеть чучелом в свитере на два размера больше.

— Куда едем, Владислав Александрович? — спрашивает его водитель, глядя на нас в зеркало заднего вида.

— В детский сад, — командует Влад и тут же начинает что-то энергично говорить по телефону.

Не люблю подслушивать, но он сидит рядом, и я при всем желании не могу не слышать разговор. Можно, конечно, заткнуть уши, но на кого я буду похожа? На обезьянку, которая потеряла двух своих сестер? «Ничего не слышу, но всееее вижу и всем расскажу!»[1]

Суть разговора понять не сложно. Пока мы доезжаем до детского сада, он успевает отменить билеты и пытается найти альтернативу. Я несколько раз пробую привлечь его внимание, но это бесполезно, он словно в собственном вакууме и не замечает ничего вокруг.

— В котором часу заканчивается твое важное мероприятие? — спрашивает Влад.

Мысленно даю себе обещание больше никогда не повторять смертельный номер, зажмуриваюсь, собираясь с силами — и решительно забираю телефон прямо у него из-под уха. Влад пытается что-то сказать, вернуть свою какого-то совершенно нереального размера игрушку, но я запечатываю его звонким чмоком в щеку.

Мы замираем друг напротив друга, как будто только что произошло что-то выдающееся.

Между прочим, легкая небритость ему очень идет. Хотя и гладко выбритый он у меня тоже настоящий красавчик.

Так, Машка, стой, тормози. Никаких «у меня».

— Маша, ну хватит быть сушеным бубликом, — бормочет Влад, медленно приближая лицо.

Я знаю, что будет дальше. И знаю, что с вероятностью в двести процентов мне понравится с ним целоваться. Потому что… Ну просто знаю и все. И в животе странно ноет и тянет, словно карамелькой мешают теплый кисель, и пальцы на ногах поджимаются сами собой.

Вы когда-нибудь сидели на диете? Я вот сидела, еще лет в шестнадцать, когда мне казалось, что при моем росте в сто шестьдесят сантиметров, весить сорок девять килограмм непростительно много. Ну а кто в шестнадцать бывает доволен своей внешностью? В общем, я тогда жила, как гусень-плодожорка, на одной капусте и ее производных. И вот в разгар моего триумфального похудения приезжает Макс, и мы по этому случаю организовываем шашлыки. А мясо, тем более свинина — это табу, вам любой худеющий скажет. И вот стоит перед вами гора свежего шашлыка в душистых травах, и вы знаете — можно попробовать один кусочек, ничего страшного не случиться и жировые складки за секунду обратно не нарастут. Но, блин, дело совсем не в одном кусочке и его последствиях. Дело в том, что после одного куска уже невозможно остановиться.

Вот Влад — мой шашлык в разгар диеты. Вряд ли смогу остановится, если распробую.

Не романтично звучит, а что поделать?

Мысленно вздыхая, мужественно перекрываю ему путь растопыренной пятерней. Его глаза сквозь пальцы выглядят, мягко говоря, недовольными, да и губы поджаты явно не просто так, а чтобы не ругнуться.

— Меня динамит собственная жена, — сообщает он тоном репортера, которому досталась самая скучная новость.

— Папа пригласил нас на дачу, — скороговоркой огорошиваю его еще одной новостью. — И тоже в пятницу. Он очень расстроится если мы не приедем.

«Папа расстроен» — это в нашей семье условный сигнал, который означает, что кто-то конкретно влип и лучше заранее придумать покаянную отповедь. Хотя, чтобы вы понимали, нас никогда, даже мальчишек, даже за совершенную дичь, не наказывают ремнем или оплеухами. Но от папиного внушения на виновника даже стены смотрят с осуждением.