Николай Липницкий - Два одиночества

— Юль, а Юль! Ты что такая? Давай ешь. Вкуснятина такая. Да что с тобой?

— Ничего, Женя. Спасибо тебе большое. Ты сама не представляешь, сколько ты для меня сделала. Вот гонорар за работу и вот тебе премия за качество. Ты кушай. Я почему-то есть расхотела. Извини, я побежала.

Она расплатилась с официантом и выскочила из ресторана. Уже в салоне «Тойоты» Юля немного пришла в себя. Вот это да! Юра вернулся к ней только затем, чтобы поправить своё' материальное состояние за счёт неё. Она чуть не стала жертвой банального афериста. На работу ехать не хотелось. Юлька ещё не была готова встретиться лицом к лицу с Юрием. А он обязательно нарисуется там. Она глянула на часы. Девять тридцать. До банкета ещё два с половиной часа. Ничего себе утро начинается. На банкет Юлия планировала особо не наряжаться. Пойдёт и обычный деловой костюм. Но пережитый стресс требовал немедленной релаксации, которую она привыкла получать в салоне красоты. Новое вечернее платье ждало дома. Конечно, не тот случай, но сегодня душа требовала праздника, и Юля во что бы то ни стало, себе этот праздник устроит.

Возле памятника уже стали собираться афганцы. Проходящие мимо люди с любопытством смотрели на этих, далеко ещё не старых мужчин с боевыми орденами и медалями на груди. Над толпой витал особый дух боевого братства. В этом скопище Макс разглядел знакомые лица и пошёл сквозь толпу, здороваясь с друзьями.

Митинг прошёл по привычному сценарию. Возложение цветов, речи, троекратный салют и минута молчания. После митинга к Максу подошёл Канат, председатель Союза ветеранов.

— Макс, ты на машине?

— Нет. Я её на стоянку поставил.

— Ну и правильно. Попьём сегодня. Вы отвезите, пожалуйста, с Лёхой на его тачке знамя в офис и подтягивайтесь на банкет.

— Хорошо.

Максим взял знамя Союза ветеранов Афганистана и пошёл к Лехиной машине. Древко было слишком длинным и в салоне не помещалось. Пришлось его держать вдоль машины за окном. Благо ехать было недалеко. Оставив знамя, они вернулись в салон.

— Макс, мне надо в одно место заехать, а потом на банкет.

— Хорошо, только быстро.

— Не бойся, всё не выпьют.

— Я не этого боюсь. Когда наши гуляют, лучше пораньше уйти, чем прийти попозже. Они все, когда трезвые, золото, а не люди. А по пьянке такое могут вытворить, хоть святых выноси.

— Это точно. Хорошо, я не пью.

— Что? Точно вообще не пьёшь?

— Да. Я свою бочку сразу после Афгана выпил. Теперь всё, ни капли.

— А я с Карабаха приехал, год не пил.

— А что так?

— Я, когда после контузии из госпиталя выписывался, врач посоветовал год не пить. Говорит, можно и в психушку загреметь. А потом как-то жизнь устаканилась и нужды особой напиваться не было. Так, выпиваю иногда.

— Это точно. Первый год самый тяжёлый. Многие именно в первый год спиваются.

Несмотря на уверения Лёхи, по его делам провозились они дольше, чем рассчитывали. К ресторану подкатили, когда веселье уже началось. Лёха идти на банкет не захотел, и Макс вошёл в зал один. С яркого света в полутёмном зале было трудно ориентироваться. Постепенно глаза привыкли, и Максим огляделся. Вдоль всего зала тянулись длинными рядами накрытые столы. Народу было много. Разговоры давно слились в один непрерывный гул. Звон бокалов сплетался в накуренном воздухе со звоном медалей.

— Пришёл? Молодец. А где Леха? — подошёл к Максу Канат.

— Лёха не захотел. Да и что ему здесь делать? Он же непьющий. А с пацанами он и на памятнике пообщался.

— И то верно. Давай, проходи. Вон там свободное место. Готовься. Выступишь от карабахцев.

Максим прошёл вглубь зала и присел возле Алика. Алик был уже в изрядном подпитии и, забыв, что они уже здоровались, полез обниматься. Канат в микрофон объявил третий тост, разговоры стихли и все встали. Выпили молча, не чокаясь.

— Ты пропустил поздравление спонсора, — заедая водку корейским салатом, сказал Алик.

— Вот без этого как-нибудь проживу. Что я, спонсоров не видел?

— Таких не видел. Не спонсор, а спонсорша. Баба — отпад.

— Ну, тебе спьяну и баба-яга отпад будет.

— Не вру, честное слово. Жалко темно, не видно. Она вон за тем главным столиком сидит вместе с начальством разным.

— Да и бог с ней. Знал я одну такую…

Макс зло ткнул вилкой в блюдо с мясным ассорти. Алик начинал бесить. Макс опрокинул ещё рюмку, зажевал листиком салата и вышел покурить. Прикурил, закашлялся, швырнул сигарету и вернулся за стол. Желание погулять с ребятами пропало. Максим ушёл бы, если бы не обещал Канату выступить. Наконец его объявили. Канат помпезно представил Максима, упомянув его воинское звание и перечислив награды. Мак поднялся и вышел на ярко освещенную сцену.

Юлька от неожиданности чуть не уронила вилку. На сцене стоял Максим. В камуфляже, с капитанскими погонами, на груди целый иконостас из орденов и медалей. Вот откуда его ранимость и озлобленность! Никакой он не психбольной! Сдерживая внезапно нахлынувшую радость, она наклонилась в сторону Каната.

— Канат, а кто это выступает?

— Это Максим. Воевал в Нагорном Карабахе. Две контузии, одно тяжёлое ранение. Солдата из-под обстрела на себе вытащил. Солдату ничего, а его зацепило. Кадровый офицер. Сейчас таксует. Вот так жизнь складывается.

Максим вернулся на своё место и, попрощавшись, собрался уходить. Однако он недооценил Алика, который вцепился в него мёртвой хваткой. Пришлось сесть и выпить с ним. Заиграла медленная музыка. Макс потянулся вилкой за огурцом из русского салата, когда заметил, что его соседи за столом внезапно замолчали и уставились на что-то у него за спиной. Уже поворачивая голову, он услышал голос, который узнал бы из миллиона.

— Не соизволит ли герой войны пригласить даму на танец?

Перед ним стояла она. Нимфа из сказок, мечта, с мыслью о которой он засыпал каждую ночь. Ослепительно красивая, в сногсшибательном вечернем платье и с причёской, за которую многие женщины бы пол жизни, наверное, отдали. Юлия чуть смущённо улыбалась. Макс вскочил, опрокинув стул, подошёл к ней и повёл её в танце.

— Вы уже пролечились в психбольнице от припадков бешенства? — иронически спросила она.

— Не добивайте меня, пожалуйста. Я и так всё это время места себе не находил.

— А давай на «ты»?

— Давайте, то есть давай. Как-то сразу не получается.

— Значит надо выпить на брудершафт.

— Здесь?

— Здесь, пожалуй, не получится. А давай сбежим?

— Давай…те.

— Пошли?

— Пошли.

Они прошли в сторону выхода мимо ошеломлённых ребят и выскочили из ресторана.

— Сюда. Моя машина вон там.

Максим сел на пассажирское сиденье «Тойоты-карина». Юлия резко с места рванула вперёд, вырулила на дорогу и помчала по улице. Макс был как во сне, ничего не соображая и не понимая. Рядом с ним, уверенно ведя машину, сидела его мечта. Машина прижалась к обочине и остановилась. Юлия сидела прямо, глядя перед собой и барабаня пальцами по рулю. Сумасшествие банкета понемногу проходило. Что теперь? Макс приходил в себя, судорожно соображая, что же дальше?