Тальяна Орлова - Несвобода

— С жучками? — сразу поняла я.

— Точно. В обувь вставляют прямо в каблуки, я тебе в ближайшее время как раз собирался дарить. А зимнюю одежду можно вообще битком набить.

— Не увлекайся, Вадим!

— Чем? Кем?

Он будто не понял, но зато приподнялся и поцеловал. Я была не против продолжения, но он отстранился и снова улегся рядом. Насколько я понимаю, пока врач не подпишет бумажку, что я полностью, абсолютно здорова, то ничего мне не светит. Вздохнула, но перестать улыбаться не могла. Какое же счастье — быть любимой именно таким жутким, неоднозначным, циничным и любящим все контролировать типом. Такому и сдаться можно без остатка, а гордость при этом вздрагивает от наслаждения и не мешает жить.

Вадим всегда просыпался немного раньше, и ему нравились эти минуты томящего одиночества. Оно было приятным, потому что не успеет он приготовить завтрак, как Арина присоединиться к нему на кухне. Именно это — выжидательное одиночество — приносило в его душу покой.

Она так и не научилась готовить. Как будто нужная извилина отсутствовала. О, Арина пыталась — ей так хотелось почувствовать себя хозяйкой дома, что она не уставала предпринимать попытки, всегда заканчивающиеся крахом. Вадим пришел в твердую уверенность, что человек попросту не может обладать всеми талантами разом, осталось убедить в этом ее, пока она обоих не отравила. И он радовался тому, что в ней были столь явные недостатки, а иначе совсем бы не выдержал. Она и без того смогла заполнить всю внутреннюю пустоту, которую до знакомства Вадим и не ощущал. Так пусть сожжет еще одну курицу, раз это ее недостаток. Пусть сожжет всех куриц.

Нельзя сказать, что существование Вадима стало проще. Скорее наоборот. В бизнесе проблем не наблюдалось, даже эскорт работал по-прежнему — прибыльно и идеально организовано. Но отчего-то причин для переживаний добавилось. И все они были связаны с Ариной — она будто была рождена для того, чтобы раздражать. Поступила на заочное — в последнюю минуту решила, что не хочет переезжать в Москву. Не уволилась со своей идиотской работы. Да, там ее ценили. Не пройдет и полгода, как Сергей станет гендиректором, а Арину поставит менеджером. И все равно работа идиотская! Странно, что она этого не понимает. А Вадим даже спорить свободы не имел. Почти ни с чем: ни о ее карьере, ни о планировании будущего, ни даже о покупке новой шубы. Его бесила эта несвобода. И притом он наслаждался ею. Его будто по каждой границе кирпичной стеной обложили, а внутри — только она. И достаточно, чтобы быть счастливым, и тесно, чтобы постоянно ощущать себя скованным.

С ее семьей отношения оставались натянутыми — всегда такими будут. Но, кажется, злость родственников была уже давно направлена на саму Арину, а не на Вадима. Он-то им никто, а она была обязана в любой момент одуматься. Интересно, сколько лет должно пройти, чтобы они поняли? Арина странная, слишком живая, ей сложно находиться даже под защитой любимого мужчины. Это была гиперкомпенсация всего ее детства — тоже отклонение, но пока Арина вдоволь не надышится, не сможет остановиться. Вадим был готов ждать этого бесконечно.

Именно поэтому она не поддерживала никаких разговоров о детях. Наверное, так боялась снова стать зависимой, что невольно переносила это буквально на все. Со свадьбой тоже пришлось тянуть — она вначале наотрез отказалась, через год согласилась подумать, через два решилась. О церемонии еще пару лет будут трещать все СМИ — вроде бы и собирали узкий круг, но тем не менее катастрофу не предотвратили. Арина сначала разругалась с матерью, а потом со старшим братом. Гиперкомпенсация, точно. И нервы. Но когда-нибудь это пройдет. Вадим как раз вознамерился оказаться рядом в тот знаменательный момент.

Но его Арина любила — безвольно, бесконечно. Ему-то не требовались признания, чтобы это прекрасно понимать. Она не была ни ревнивой, ни собственницей, вообще не предпринимала попыток хоть как-то его ограничивать, но в каждом взгляде, в каждой редкой ссоре он видел одно: Арина готова обложиться кирпичными стенами, но только при условии, что Вадим будет там же.

Осознанная, но очень взаимная несвобода была естественной, именно к ней не прилагались никакие усилия воли. Со всем миром можно бороться, оставаясь несвободными друг от друга.

— Вадим, я жутко устала… Вот точно говорят: хочешь узнать человека — дай ему власть. Сергуня наш на глазах меняется!

Вадим перехватил ее, не позволяя даже разуться. Она, видно, спятила, если собирается начать вечер с рассказов о своем начальнике. Можно и выслушать, но позже. И ужин подождет. Но Арина все еще продолжала на что-то надеяться:

— Ну не-е-ет! Дай хоть в душ сходить.

Вадим улыбнулся хищно:

— Как кстати, что я как раз оттуда.

Он надавил ей на плечо, вынуждая опуститься на колени. Это его женщина. Несвободная, хоть в чем-то зависимая. Она будет делать то, чего им обоим хочется. А потом он возьмет ее и отнесет — в душ, в спальню или на кухню. На столе тоже удобно. И успокоится только, когда она при оргазме назовет его по имени. Потому что он ее мужчина. Ему нравится быть от нее зависимым и делать то, что обоим хочется. И да, иногда об этом надо напоминать.