Тилли Коул - Больные ублюдки

— Кролик? — прошептала она. Я взглянул на нее. Она была такой красивой. — Тебе сейчас грустно? Я сердцем чувствую, что тебе очень грустно.

Я хотел было помотать головой. Хотел было сказать «нет», но открыв рот, кивнул и машинально прошептал: «да».

На глаза Куколки навернулись слёзы, она дернулась вперед и обняла меня за шею. Мы никогда не обнимались. По крайней мере, я никогда не обнимал ее в ответ — это она всегда обнимала меня. Но сегодня я позволил ей прижиматься ко мне дольше обычного. Я не стал ее прерывать. Не оттолкнул ее, как раньше, когда уже не мог больше выносить прикосновений.

Мне хотелось, чтобы ее объятья заменили их прикосновения.

— Ты странно пахнешь, — сказала она, уткнувшись мне в шею. — Ты пахнешь табачным дымом… как мои дяди и папа.

Я закрыл глаза и подумал о своих часах, подумал о том, как фокусировался на бегущих по циферблату стрелках, когда все это происходило.

— Кролик, как жаль, что мы не можем прямо сейчас сбежать в Страну Чудес. Мне… мне кажется, тебе это необходимо, — она вздохнула. И когда она это сделала, я почувствовал, что она улыбается. — Только представь себе все те приключения, которые мы могли бы пережить. Все те цвета и краски, которые мы бы увидели, и всех тех людей, которых бы мы повстречали. Нам бы только отыскать в этом доме кроличью нору… Где-то же она должна быть. Возможность убежать.

Я глубоко вздохнул и снова почувствовал запах духов ее мамы. Потом я подумал о ее дядях и папе. Вспомнил о тех детях, которых привозили сюда в фургонах по ночам. Теперь-то я понял, для чего. Я не знал, откуда взялись эти дети и кто они такие. Но теперь мистер Эрншоу и дяди прибрали и меня…

— Кролик? — Куколка медленно откинула назад голову. Она внимательно смотрела мне в глаза, и я попытался поймать ее взгляд. И вдруг, прежде чем я успел хоть что-нибудь сделать, она дернулась вперед, и ее губы внезапно прижались к моим губам. Я замер, не зная, как реагировать. Мой разум приказывал мне ее оттолкнуть, чтобы уберечь от приставшей ко мне мерзкой грязи. Пропитавшей каждый сантиметр моего тела. Но что-то у меня в груди подсказывало мне привлечь ее к себе. Удержать ее запах роз и сладкий вкус, вытеснив ими все плохое.

Тяжело дыша и задыхаясь, Куколка отпрянула. Широко распахнутыми глазами она глядела мне в лицо.

— Кролик…, — прошептала она и, подняв руки, прикоснулась к своим губам. — Я просто должна была это сделать…

Она сглотнула.

— Я не могла больше смотреть на то, как тебе плохо. И я была просто обязана тебя поцеловать, Кролик. Я была просто обязана…

Я молчал. Не мог говорить. Только чувствовал Куколку у себя на губах. Чувствовал Куколку на всей своей коже. Я хотел ее вернуть. Хотел снова прижать ее к себе. Вобрать в себя ее запах, чтобы он проник ко мне в кровь и в кости.

Я обнял ее рукой за шею и притянул к себе. Вскоре я ощутил, как по моей шее катятся ее слёзы, и наклонился к ней. Она всегда чувствовала всё, что чувствовал я. Я всегда чувствовал то же, что и она. К черту всех остальных. Есть только я и она.

Куколка обняла меня крепче, и я дал себе слово, что они никогда ее не тронут. Я никогда им этого не позволю. Вместо этого пусть забирают меня. Пусть делают со мной всё, что захотят. Я всё выдержу, чтобы только ее защитить. Чтобы только она оставалась такой чистой. Такой невинной.

Моей маленькой Алисой в Стране Чудес.

Но если они вдруг попытаются причинить ей боль, отобрать ее у меня, я убью их всех. Я не знаю, как и когда, но если они заставят ее плакать или сделают с ней то же, что и со мной…

…Я прикончу их всех к чертовой матери.

И я знаю, что мне это понравится.

3 глава

Эллис

Спустя шесть месяцев…

— Миссис Дженкинс, Вы можете себе представить, что уже завтра мой День рожденья? — спросила я, выйдя из душа. — Десять лет.

Я села за туалетный столик, и миссис Дженкинс вытерла полотенцем мои влажные волосы.

Улыбнувшись мне в зеркало, она отложила полотенце в сторону и взяла расческу.

— Ну, — сказала она. — Ваш День рожденья наступит уже через час.

Я взволнованно улыбнулась.

— Ваш папа разрешил Вас сегодня побаловать и позволил Вам не спать допоздна.

Миссис Дженкинс высушила мне волосы феном и зачесала их расческой назад. Она закрепила у меня на голове черный ободок, концы моих волос слегка загибались к плечам.

— Сейчас, я полагаю, Вы снова хотите надеть синее платье? — она покачала головой. — По крайней мере, у нас есть одно новое. Специально на Ваш День рожденья. Для девочек постарше.

— Да! — восторженно произнесла я. Мне ужасно хотелось надеть это платье. Я тронула ладонью её руку. — Но теперь, когда мне уже десять, можно мне носить те гольфы?

Затаив дыхание, я скрестила на другой руке пальцы и, прыгая с ноги на ногу, стала молиться про себя, чтобы она сказала «да».

Миссис Дженкинс наклонилась и поцеловала меня в голову.

— Конечно, юная леди. Теперь Вы большая девочка.

Я завизжала и побежала к шкафу. Я схватила гольфы в черно-белую полоску, которые в прошлом году купил мне папа. Они всё еще пахли так, словно только что из магазина. Когда они прибыли по почте, он посмотрел на них и сказал, что мне еще рано такие носить. Но пообещал, что я смогу надеть их на свой День рожденья. Когда мне исполнится десять. Потому что для меня это будет особенный день.

Я стану большой девочкой.

— Куда мы опять идём? — спросила я миссис Дженкинс, начиная одеваться в платье и новые гольфы. Нарядившись, я окинула взглядом свое новое синее платье. Оно оказалось более облегающим, чем все те, что были у меня раньше. И короче, и юбка раздувалась у бедер пышным облаком. К платью прилагался даже черный поясок, который застёгивался у меня на талии. Я надела его и посмотрела на себя в зеркало. У меня округлились глаза. Я выглядела такой взрослой!

— Это сюрприз, — миссис Дженкинс принесла мне чашку чая. — Вот, выпейте это.

Я взяла у нее из рук горячий чай и, сев за туалетный столик, поднесла к носу чашку. Закрыв глаза, я почувствовала знакомый запах «Эрл Грея» — моего самого любимого чая. Я бы вообще ничего больше не пила.

Я сделала глоток, потом еще один и поставила чашку на стол. Миссис Дженкинс вышла за дверь. Когда она вернулась, у нее в руках была какая-то коробка.

— Пейте свой чай, Эллис, — напомнила она и встала передо мной.

Я отхлебнула еще немного чая.

— Что в этой коробке?

Миссис Дженкинс поставила её мне на колени. Крышка коробки была перевязана синей лентой.

— Это от Вашего папы.

Не в силах сдержаться от волнения, я открыла её и, развернув голубую папиросную бумагу, обнаружила там черные кожаные туфли. Нет, не туфли, а ботильоны. Я достала один из коробки. Сбоку на нем красовались четыре золотые застежки. Но самое главное — у него был небольшой каблук. Папа никогда не разрешал мне носить туфли на каблуках; он говорил, что это не для маленьких девочек.