Тилли Коул - Больные ублюдки

Я молча слушал.

— Для начала даме дарят подарок, что-нибудь, что ее обрадует. Вызовет улыбку. Затем романтика — ужин, вечер вдвоём… медленный танец.

Я снова взглянул на Куколку и свернул направо. На дорогу, ведущую к человеку, который ранил мою девочку больше всего.

— Они друг друга раздевают, наслаждаясь каждым прикосновением любимого. Затем они переходят в постель или в какое-нибудь другое удобное для этого место.

Я сглотнул, а Чепел продолжил.

— Потом, Дэппер Дэн, они занимаются любовью. Не трахаются. Никакой агрессии. Ничего неподобающего, только он и она. Соединяясь в одно. Глубоко интимно. Медленно. Нежные поцелуи и чувственные поглаживания, пока они оба не дойдут до высшей точки.

Я сжал на руле руку, пытаясь себе это представить. Я даже не смог такого вообразить.

— После этого мужчина, если он конечно джентльмен, крепко ее обнимает. И если у него есть к ней чувства, говорит ей, что любит ее.

Я замер, замер как изваяние.

— Дэппер Дэн? — произнёс Чепел.

Не дождавшись моего ответа, он спросил:

— Ты ведь любишь свою маленькую Куколку, не так ли?

— Люблю? — переспросил я.

— Не представляешь свою жизнь без нее? Убьешь любого, кто причинит ей боль? Умрешь, если вдруг ее потеряешь? Не можешь ни дышать, ни спать, не увидев ее лицо?

Я снова взглянул на нее, и у меня на шее бешено забилась вена. Всё. Я чувствовал всё это без исключения. Кем был Кролик без своей Куколки?

Чепел снова заговорил.

— Ты должен сказать ей об этом, сударь. Юные дамы, как правило, очень любят, когда им это говорят, — пауза. — Вы на пути к предпоследнему убийству?

— Да, — ответил я.

— Туз в колоде, если я не ошибаюсь?

Я с отвращением приподнял губу.

— Да.

— Тогда, если мне не изменяет память, признание в любви будет уместным после того, как милая Куколка его одолеет. Встреча с призраками прошлого, особенно с тем, который сыграл едва ли не главную роль в твоей погибели, может внести беспорядок в чьи-то чувства, — он тяжело вздохнул. — Просто мысли вслух.

Не попрощавшись, я нажал на отбой. Объяснения Чепела пульсировали у меня в голове. Я взглянул вверх на звезды.

«Это было под звездами. Луна была такой большой. И… и он сказал ей, что его сердце теперь принадлежит ей. Сказал, что любит ее…»

«Нахер звезды», — подумал я, скользнув глазами к сидевшей рядом со мной девушке. К единственной, кто заслуживал моего внимания. Моего взгляда.

«Они все абсолютно помешанные!», — сказала она с натянутым смехом.

Но я понял свою маленькую Куколку. Если они и были "помешанными", ей тоже хотелось стать такой же помешанной.

Медляк закончился, тогда я перемотал кассету и включил его снова. Баллада про любовь. Неспешное, мелодичное звучание песни, казалось, очень соответствовало желаниям Куколки. Тому, что я к ней испытывал.

Я ехал, пока над горизонтом не забрезжил рассвет. Слово «любовь» по-прежнему бередило мой разум.

«Не представляешь свою жизнь без нее? Убьешь любого, кто причинит ей боль? Умрешь, если вдруг ее потеряешь? Не можешь ни дышать, ни спать, не увидев ее лицо?»

«Любовь» , — подумал я. Слово, столь чуждое моему лексикону… Однако оно, похоже, жило во мне с девяти лет. Любовь. Этим словом невозможно было описать всю глубину моих чувств к Куколке.

Но выбирать не приходится.

Такого грандиозного и мощного слова я не знал.

13 глава

Эдди

— Господи Иисусе, — пробормотал я, подойдя к груде тел.

Рядом, завернувшись в одеяло, дрожала служанка.

— Они просто вошли? — спросил ее мой дядя.

Она кивнула.

— Вошли так, словно их пригласили. Женщина…Нет, скорее девушка, присела вон там, — служанка указала на стоящий в центре стола стул, — и начала наливать себе чай и есть пирожные.

Она покачала головой.

— Они были просто невменяемыми. Они оба были просто невменяемыми.

Мой дядя положил руку ей на плечо, а затем позволил художнику-криминалисту сесть рядом с ней и по ее описаниям нарисовать портреты убийц. Мой дядя подошел ко мне.

— Мужчина и женщина. Похоже, им чуть за двадцать.

Я кивнул и, когда криминалисты начали свою работу, отошел от трупов. На стене той же розовой помадой была намалёвана всё та же надпись.

Мой дядя сунул руки в карманы и покачал головой.

— Они наглеют. Каждое последующее убийство страшнее предыдущего, — он наклонился к моему уху. — У меня есть одна зацепка, и я хочу, чтобы ты ее проверил.

Я вопросительно поднял бровь.

— То, что мы обнаружили вместе с Клайвом, третьим трупом… фото детей, которых он насиловал. Я решил копнуть глубже, — он оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не слушает. — Я узнал, что бывший начальник Подразделения рейнджеров был близким другом Эрншоу.

У меня по спине пробежала дрожь. Что-то было не так.

— Оказывается, несколько лет назад на него подали заявление. Молодой человек, который утверждал, что в детстве подвергся насилию. Ребенком он воспитывался в приемной семье. И заявил, что его вместе с другими детьми возили в поместье Эрншоу и насиловали. Что Эрншоу и его партнеры платили его социальному работнику за то, чтобы трахать его и других детей, оказавшихся в такой же ситуации.

Я почувствовал, как кровь, капля за каплей, отливает от моего лица. У меня округлились глаза, и я покачал головой.

— Это невозможно, — произнёс я, представив себе мистера Эрншоу. Он был не таким человеком.

Мой дядя пожал плечами.

— По какой-то причине дело замяли. Отнесли к разряду ложных обвинений и подшили так глубоко, что ты в жизни не узнаешь, что оно вообще было, если только не будешь специально искать… настойчиво, — он хлопнул меня по плечу. — Когда я его раздобуду, то попрошу тебя этим заняться. Возможно, это пустышка, но может, стоит поговорить с этим парнем.

— Смит? — наше молчание нарушил голос художника-криминалиста.

Вслед за дядей я подошел к служанке и художнику. Он протянул нам лист бумаги. Моим вниманием снова завладела надпись на белой стене. Линии становились все чётче. Это говорило о том, что их уверенность растет. Судя по возрастающему количеству их убийств и по манере, в которой эти убийства были совершены, это было очевидно.

— Какого черта? — произнёс мой дядя, разглядывая портрет. Он повернулся к служанке. — Они что, были вот так одеты?

Она медленно кивнула.

Я взял у дяди лист бумаги и посмотрел на портрет… Если услышав о ложном обвинении Эрншоу в изнасиловании, кровь отхлынула у меня от лица, то увидев глядящие на меня с бумаги лица, она определённо испарилась из моего тела. И не только их лица. Их стиль одежды.

Этот прикид и лица я очень хорошо знал.

— Эдди? — ворвался мне в уши голос дяди. Он хлопнул меня по плечу и сжал его. — Что такое, сынок?