Дмитрий Быков - 66 дней. Орхидея джунглей (под псевдонимом Мэттью Булл, Элия Миллер)

Господи, остановила себя Элизабет, что это со мной?! Она на секунду представила себе, как Джонни с ее помощью — если, конечно, никуда не денется до Нового года, вот ведь проклятая мнительность! — пропихивает кровать в окно. Какая чушь! И потом — неужели неистребима эта сентиментальность, эта детская жадность к вещам, а вернее — жалость к вещам? Она с детства была страшно привязчива, привязывалась в том числе и к игрушкам, и к обстановке, и к прежним квартирам, — так что когда кукла падала, она поднимала ее и целовала ушибленное место. Ей и посейчас бывало мучительно жалко любимых, а то и просто принадлежавших ей вещей. Чужих вещей она не любила: всегда боялась, что несчастья, когда–то случавшиеся с владельцами, теперь могут передаться ей, произойти и у нее. А свои вещи, наоборот, она не любила дарить или терять — особенно в последнее время, когда они могли передать другим толику ее удачливости. Или Джонни. Или надежду.

Сколько можно думать о всякой ерунде? Ведь за все эти слезоточивые размышления Джонни может ее возненавидеть рано или поздно. Как он еще терпит ее, за что?

— Именно за это, — услышала она его голос.

Что за мистика?!

— Именно за это я и плачу, — повторил он, обращаясь к продавщице. Элизабет, задумавшись, прислонившись к колонне и заложив ногу за ногу, пропустила весь разговор.

— И, пожалуйста, все вместе. В комплекте. И белье, и этот... Ну как это называется... ну прыгает, прыгает... Пружинный матрас!

— Вы разве не хотите все это выбрать сами?

— Нет, вполне полагаюсь на вас.

Старушка не скрыла изумления: платить такие деньги и во всем полагаться на продавца? Нет, конечно, со своей стороны... их фирма... их известность... мы существуем уже около полувека, сударь... тем не менее, я польщена...

— Так вы твердо решили, что покупаете?

— О да, — Джон, улыбаясь, склонил голову, затем обернулся к Элизабет. — Дорогая, ты ведь всю жизнь мечтала о такой кровати?

— С тех пор как себя помню, — твердо ответила Элизабет, прикусив губу, чтобы не рассмеяться,

— Ну, это недавно, — заметил Джон. — Со вчерашней ночи, не правда ли?

Старушка захихикала.

— Даю вам слово, — поддержала она беседу, — что в четверг покупка будет вам доставлена.

— Неужели? — вежливо переспросила Элизабет.

— О, конечно! Бывает, что мы доставляем в пятницу, но я вам даю слово, что это случится в четверг.

— А почему? Я слышала, обычно постели доставляются по пятницам? — поинтересовалась Элизабет.

— Ну, это так естественно, — заулыбалась старушка, — перед уик-эндами... чтобы как следует отдохнуть!

— Я попрошу вас, — важно произнес Джон, — доставить нам все вместе: и белье, и пружинный матрас.

— О да! Причем в четверг, а не в пятницу.

— И знаете, — Джон задумался, — нужны еще четыре большие подушки.

— Какие? — старушка наморщила лоб. — С пуховой или синтетической набивкой?

— Я предпочитаю, — Джон был серьезен как Ротшильд, покупающий пуговицу для подаяния нищему, — м-да, я предпочитаю пух. Пух — он мягкий.

— О да! Прямо в четверг...

— Пух желательно в среду. И еще, — он изобразил мучительное сомнение, — мне совершенно необходим тикающий звук.

— О, конечно, — старушка была сама услужливость, — если вам нужны часы, то выбирайте, есть любые...

— Вы меня не поняли, — строго проговорил Джон, — я говорю о матрасе. Понимаете, мне нужно, чтобы матрас тикал. Причем уже во вторник.

— То есть завтра? — ужаснулась продавщица.

— Боюсь, что даже завтра будет уже поздно, — с грустью произнес Джон. — Вот придем мы сегодня с нею домой, — он кивнул на Элизабет, — разденемся, ляжем отдыхать, разложим на полу всю мою коллекцию пуховых подушек... М-да, начнем совершать некое любовное действо, такой, знаете, набор банальных движений... вперед-назад, вжик-вжик... и будет все — стоны, объятия, слезы, но, — он стукнул себя кулаком по груди, — тикающих звуков не будет! Это невозможно вынести! Любовь длится, а время не идет! Согласитесь, это ужасно?

— Выберите, пожалуйста, цвет подушек, — прошептала старушка, испуганно поглядывая на Джона. — А матрас... матрас мы поищем... Это все?

— Да, пожалуй, — он уверенно подошел к постели и присел на белоснежное одеяло. — Дорогая, — обратился он затем к Элизабет, — подойди, пожалуйста, ко мне. Так. Сядь рядом, пожалуйста.

Она осторожно села рядом.

Джон прилег, придирчиво, но благожелательно поглядывая на нее.

— У тебя красивые ноги. Не правда ли, у моей спутницы очень красивые ноги? — отнесся он к продавщице.

— Да, — пролепетала она.

— И какие славные пальцы ног. Не правда ли? А вы не станете возражать, если Элизабет ляжет на постель? Элизабет! Тебе разрешено лечь.

— Пусть ляжет, конечно, — проговорила старушка. — Это одна из самых популярных наших моделей...

— Но не самая популярная?! — ужаснулся Джон.

— Джонни, — Элизабет смущенно глядела на него, медленно ложась рядом, — это — самая лучшая модель.

— Ух, — он облегченно перевел дух, — а то я было испугался... как же так... кровать не лучшая, матраса тикающего не докричишься...

Он лег рядом с Элизабет, поглаживая ее по плечу, по туловищу, по бедрам...

— Тебе удобно? — спросил он.

— Удобно, милый. Все хорошо. Пойдем?

— А в изголовье удобно? Пух не слишком твердый? Ягодицам мягко? Горошины никакой под собой не ощущаешь?

Элизабет надоело сдерживаться и смущаться. Она от души рассмеялась.

— Горошина не беспокоит, дорогой. Она такая мягкая, Джонни... словно из пуха.

— Хорошо, — успокоился Джон. — Теперь, пожалуйста, раздвинь ноги.

— Зачем?! — она опять стала испытывать неловкость.

— Раздвинь ноги! — тоном приказа произнес он. — Да никто не смотрит! Вы ведь не смотрите, верно?

Старушка с ужасом глядела на Элизабет. Та опять рассмеялась.

— Так мягко? — он провел ладонью по ее ляжке. — И мне мягко. Хорошая постель, — с удовлетворением отметил Джон. — А так хорошо? А так? А если...

Элизабет, покраснев и часто дыша, вскочила с кровати.

— Так значит, в пятницу? — Джон, смеясь, тоже поднялся с постели.

— В пят... нет, в четверг. — Старушка взяла себя в руки и с достоинством отчеканила: — Я лично гарантирую, что товар будет доставлен вам в четверг.

Ответом на ее слова был бешеный визг Элизабет.

— Что с тобой, милая? — удивленно спросил Джон. — Она у меня очень впечатлительная, — объяснил он вздрогнувшей продавщице. — Редко видит дорогие вещи. А кроватей вообще почти не знает. Все, знаете, по люкам шляется да по помойкам... Надо отучать. Так, значит, в четверг? Пойдем, милая.

На лестнице Джон чуть не согнулся пополам от сильнейшего удара локтем. «А будешь щипаться, сволочь, — горячо зашептала ему Элизабет, обвивая шею и целуя его в щеку, — я тебе все яйца оторву!»