Кэрри Лонсдейл - Разбивая волны

Убрав со лба дочери влажные от пота локоны, я несколько раз погладила ее по голове и без слов запела нашу любимую колыбельную, ожидая, пока стихнут судорожные всхлипывания. Больше всего на свете мне сейчас хотелось сказать Кэсси, что все будет хорошо и что со временем кошмарные сны перестанут ее тревожить, но я знала, что этого, к сожалению, не случится. Эти ночные видения были индивидуальной особенностью Кэсси – такой же, как золотистые волосы или россыпь веснушек на носу.

Кэсси что-то пробормотала, и я повернулась к ней, чтобы лучше слышать.

– Что ты говоришь, милая?

– Я видела ее… ее кости. В одном месте кожу сорвало с головы вместе с волосами, и я увидела… – на мгновение голос Кэсси прервался, а дыхание снова стало неровным и частым. – Увидела череп. И кровь. Очень много крови – целую лужу.

Я невольно зажмурилась, стараясь не видеть, не представлять ужасную картину, которую только что нарисовала моя дочь. Восьмилетняя девочка с пробитой головой, на асфальте – брызги крови, искореженный велосипед у обочины… Одной мысли об этом было достаточно, чтобы мои внутренности свело судорогой, а к горлу подступила тошнота.

– Сны становятся все страшнее, мама.

– Я знаю. – Я поцеловала Кэсси в лоб, мимолетно вдохнув по-детски свежий запах ее фруктового шампуня. Ну почему, подумалось мне, почему такая кроха должна видеть столь ужасные сны? С каждым разом ее видения становились все более подробными и все более мрачными. Они повторялись из ночи в ночь и прекращались только после того, как несчастье, которое провидела Кэсси, происходило на самом деле.

Как это можно прекратить, я не знала. Чуть ли не с младенчества Кэсси остро чувствовала, когда ее близкие люди страдали, и сама страдала вместе с ними. Словно заботливая больничная сиделка, она не отходила от тех, кому было больно, делая все, чтобы уменьшить их страдания. С возрастом способности к сопереживанию дополнились у девочки снами и видениями, которые имели отношение не только к настоящим, но и к будущим неприятностям, болезням, несчастным случаям. Впрочем, предвидела она только несчастья, которые грозили знакомым ей людям, но, не умея их предотвратить, каждый раз мучилась от собственного бессилия. Кроме того, как только очередное предсказание сбывалось, Кэсси практически сразу начинали преследовать новые тревожные сны, и это выматывало не только ее, но и меня. Я знала, что должна как-то это остановить, но не представляла, что тут можно сделать.

– Я… я сегодня сказала Грейс, что ее собьет грузовик, – призналась Кэсси жарким шепотом. – Но она мне не верит и не слушает, что́ я ей говорю!

Меня это не удивило. Люди никогда не верили предсказаниям Кэсси, пока не становилось слишком поздно.

– А помнишь, о чем мы с тобой договорились? – проговорила я, тщательно взвешивая каждое слово, и, снова погладив ее по волосам, почувствовала, как дочь нерешительно кивнула в ответ. – Ты обещала никому не рассказывать о своих видениях. Никому и никогда. Твои школьные друзья и подруги еще слишком малы и не в состоянии понять, насколько все это серьезно.

На самом деле этого не мог понять никто. Даже я. То есть я, конечно, знала, что происходит с моей дочерью, но почему ее пророчества облекаются в форму таких красочных и подробных кошмаров, объяснить я была не в силах.

Кэсси с упреком посмотрела на меня.

– Как ты не понимаешь, мама! Я должна была предупредить Грейс, чтобы она не ездила в школу на велосипеде. Она… Из-за этого она может даже умереть! – Дочь потерлась щекой о своего плюшевого кролика. – Я хотела ей помочь!..

А я хотела, чтобы кошмары Кэсси прекратились раз и навсегда.

Я снова погладила дочь по голове, и мы довольно долго лежали, глядя в потолок. Когда стало окончательно ясно, что ни она, ни я не сможем в ближайшее время заснуть, я сказала:

– Хочешь молока?

– Хочу! – Кэсси задрыгала ногами, сбрасывая одеяло, и я первой встала с кровати. Взяв дочь за руку, я повела ее на кухню, слушая, как шлепают по холодному полу наши босые ноги. Мои шаги были тяжелее, под ними скрипела и стонала каждая рассохшаяся половица, на которую я наступала.

В кухне Кэсси взобралась на стул у окна, посадив Банни к себе на колени. Единственный глаз зверька (второй потерялся в прошлом году, когда летом мы ездили на пляж Авила-Бич) уставился прямо на меня. Я налила в стаканы молока и поставила один перед дочерью.

Загудел, включившись, холодильник, и весь дом заскрипел и застонал, словно ему было так же холодно, как и нам. Я смотрела, как Кэсси поднесла стакан ко рту игрушки. Молоко коснулось вытертой меховой мордочки, оставив на ней белые усы. Впрочем, Кэсси тут же вытерла их рукавом ночной рубашки.

Тем временем я сделала глоток из своего стакана, постаравшись, чтобы на моей верхней губе тоже остались следы молока. Увидев мои молочные усы, Кэсси сдавленно захихикала, и у меня стало немножечко легче на душе. Мне очень нравился ее смех. К сожалению, в последнее время мне не часто доводилось его слышать.

Когда молоко было выпито, Кэсси перебралась на диван. Я сполоснула стаканы, включила телевизор и, сделав звук как можно тише, села рядом с Кэсси, обняв ее за плечи.

Остаток ночи прошел в точности так же, как проходили предрассветные часы всех последних дней, начиная с четверга – и всех других дней в течение последних трех месяцев. Крепко прижавшись ко мне, Кэсси смотрела на мельтешащие на телеэкране фигуры, пока не задремала. Я не спала – я не могла себе этого позволить, потому что мне нужно было охранять ее сон. Чтобы скоротать время до утра, я думала о маленькой девочке из сна Кэсси – о ее подруге, которой грозила серьезная опасность. Мне было жаль Грейс, но я ничего не могла поделать. Мне оставалось только надеяться, что все как-нибудь обойдется и что Грейс отделается легкими ушибами вместо сотрясения мозга или раскроенного черепа. И вместе с тем я хотела , чтобы грузовик все-таки сбил Грейс.

Ведь чем скорее это произойдет, тем скорее прекратятся ночные мучения Кэсси – пусть и на очень короткое время.

Понедельник.

Утро.

Я остановила свой «Чероки» на дороге перед воротами школьного двора. До начала занятий оставалось не больше четверти часа, поэтому за мной сразу выстроилось еще несколько машин с детьми, но Кэсси не спешила открывать дверцу и выходить из салона. Насупившись, она исподлобья рассматривала группу одноклассниц, которые стояли у ворот тесной кучкой – ни дать ни взять футболисты перед началом ответственного матча. Их было пятеро: ранцы небрежно заброшены на плечо, рабочие папки прижаты к груди, на которой нет пока даже намека на крошечные подростковые холмики. Девчонки шушукались о чем-то своем, пока одна из них – высокая, костлявая брюнетка – не указала движением головы на мою машину. Оставшиеся четверо тотчас обернулись в нашу сторону, и я увидела их низкие лобики и выпученные глазки, в которых горел огонек злобного любопытства.