Ирина Степановская - Коварство Золушки. Современные рассказы о любви (сборник)

А потому что все человеческие истории очень похожи! И тошнотворно скучны. Все люди рано или поздно упираются в развилку: меняться или нет? Меняться страшно, и никто не хочет. Поэтому Светочка и лечит чужие соматические проявления. А у самой история такая же точно, как у всех ее пациентов. Сидит она и чахнет тихонечко под фикусом. Можно притащить кактус вместо фикуса, можно фикус оставить – принципиально это картину не изменит. Каждый день будет одно и то же: поликлиника – галерейка, поликлиника – галерейка… А Светочка захотела в дорогу.

Ну и… однажды вечером семье было объявлено:

– Я уезжаю. На курсы. Повышать квалификацию.

Муж промолчал, спросила мама:

– И куда ж это мы?

– В Москву, в Москву! На семинар по ораторскому искусству. «Как соблазнить свою аудиторию».

– Чего?

Родня, конечно, возмутилась. Сбежались сестры, все три – типичные бухгалтерши.

– Какой-то шарлатан языком зарабатывает, а ты ему отвалишь всю зарплату? За брехологию?

Света объяснила, но не очень внятно.

– Мне нужны единомышленники.

Единомышленники! Она любила это длинное мышиное слово. А на дворе гудели девяностые, в моду вошли другие слова, в основном на букву «б»: бандиты, бензин, безработица, бизнес… Но Светочка была уверена, что это и есть самый лучший момент для поиска единомышленников.

В итоге сестры скинулись на билет. Чемодан всей семьей собирали.

– Света, возьми куртку, – мама ей сказала. – На север едешь. Возьми куртку…

– Какой же север, мам? Москва!

– Возьми куртку!

Дочка принесла игрушку, отдала своего мягкого Чебурашку из мультика.

– Мам, Чебурашку возьми. Чебурашка тоже в Москву хочет.

Муж яблоки набрал в дорогу. Осенние полосатые еще не созрели, но кисленького в поезде погрызть всегда приятно.

А на перроне продавали рыбу, и весь вагон вонял копченым толстолобиком. Два деда на нижних полках тянули пиво и разгадывали кроссворд. Светочка подсказывала, она все, все угадывала, и это приводило стариков в восторг.

– От ты ж какая умная попалась!

Оказалось, на верхней полке мозг работает активнее. Когда видишь всю решетку кроссворда и пересеченье букв – подбирать слова легче.

«Если бы и в жизни так, – подумала Светочка. – Залез человек куда-нибудь на тридцать восьмой этаж и посмотрел сверху на все свои маршруты. А то все бегаешь, бегаешь, а куда бежишь – неизвестно. Вполне вероятно, что там, в лабиринтах, нет того, что ищешь. А, может, наоборот – есть, но ты не видишь и проходишь мимо, в двадцать пятый раз»…

Следующим утром она была на семинаре у Вадима Дыгало. Да, у того самого мужчины, от которого в ее последнем дневнике осталось три конкретных слова – «руки, взгляд, ожиданье».

Громила, лысый, черные глаза, костюмчик идеально… И сразу, как только его увидишь, на языке запляшет слово, и ты его про себя повторяешь – тестостерон, тестостерон… Он смотрел в зал, как на женщину, которую нужно охмурить и подчинить. А это нужно делать не напрягаясь.

Вадим шагает к микрофону, поднимает руку, улыбается – и вся толпа его уже любит. Все по науке Вадим делал, не просто так он к микрофону шагнул, а в стойку полководца, с легким наклоном вперед, и руку поднял не абы куда – он направил свою энергию на зрителей…

– Добрый вечер, коллеги! – он всем обычно так льстит. – Рад вас видеть!

Он выходил на сцену в костюме, а заканчивал работать в одной рубашке с закатанными рукавами. Поэтому его лекции были похожи на стриптиз.

Стоит, вещает публике:

– В каждом человеке живут три субъекта…

А сам, как будто между прочим, расстегивает свой пиджак. Да, это мелочь, но публика следит непроизвольно за пальцами. Все наблюдают, как ловко он по пуговицам пробежался – оп-оп-оп…

Он говорит – и сразу переходит к флипперу походкой тигра, и все следят за его изящными поворотами и ждут, чего же он там такое нарисует. А ничего он не рисует, просто ставит единицу.

– Первый субъект самый противный и нудный. Это родитель. Он все время говорит «надо» и «нельзя». Так надо! Так мама делала!

Вот с этого места начинается драмтеатр. Вадим изображал все в лицах.

«Что вы делаете, мама? Опять на сливочном жарите! Это же холестерин! Это смерть, мама!». – «Да ладно!» – он и за маму говорит. – Все так делали. И бабушка, и тетя Лида, и ничего». – «Да как же ничего?! Мама, посмотрите на себя в зеркало!»…

Вадим играет эту сценку и ослабляет узел на галстуке, как будто и правда спорит с какой-то мамой и ему жарко от ее тупости.

Светочка знала все эти приемчики, Вадим их не прятал, все они были подробно в его книгах изложены, она читала, но, несмотря на это, ей захотелось подойти и помочь ему с галстуком.

– Второй субъект – ребенок, – Вадим рисует двойку, с таким видом, как будто забивает гвоздь. – Ребенок капризничает. Ребенок любит говорить «хочу!». Ребенок может вырасти и стать, к примеру, владельцем автомобильного завода. Он говорит своим инженерам: «Хочу, чтобы машина ехала быстрее». Ему объясняют: «Это невозможно. Вот чертежи. Вот паровой котел. Вот законы физики. Быстрее нельзя. Все взорвется!» Ребенок топает ногами: «А я хочу! Хочу! Хочу! Хочу!»

И Вадим топал ногами и делал капризное детское лицо. Вот тут вот где-то он снял пиджак, повесил его на плечо и перевел дыханье, как будто и правда устал топать ногами и спорить вместе с этим капризным ребенком, у которого есть свой автомобильный завод.

В зале смеялись, он тоже улыбнулся снисходительно и тут же – тут же! – сделал серьезное лицо – и хрясть пиджаком по столу!

– И вот тебе раз – двигатель внутреннего сгорания! Генри Форд сказал «хочу» – и его заводы запустили новую линию автомобилей.

В этом месте нужно зафиксировать контакт с аудиторией. Глазищи в зал – и сверлим, сверлим первые ряды, какие-нибудь случайные пару кресел выбираем по центру – и подчиняем. А там, как раз по центру, Светочка сидит, отвалила всю зарплату за десятое место в партере.

Нет, она не пела, она приехала учиться и лекцию конспектировала добросовестно, как в институте. Но музыка в ней звучала. Уже!

– Третий – оратор, – Вадим снова в стойке. – Третий умеет помирить «родителя» и «ребенка». Он говорит – «я могу», «я знаю как», «я научу». Это «взрослый». Он знает, как сделать, чтобы дитя не плакало.

Тут Вадим закатывает рукава на рубашке, как будто готовился пилить дрова или драться, и он делает четкую подачу в зал, рука синхронно с текстом пошла наверх.

– Вся наша жизнь – служение своему внутреннему ребенку. Потому что в нем наша энергия… – тут неожиданная пауза и теплая отцовская улыбка. – Люди! В нашем внутреннем ребенке наша жизнь. Наше счастье здесь!