Янина Логвин - Сокол и Чиж

Подушки у Сокола мягкие, и мы валимся в них, забывшись в поцелуе. Я уже стянула с Артема толстовку и футболку, и сама осталась без свитера. Потрясающие ощущения откровенной бесстыдной сексуальности, когда к тебе прижимается голая мужская грудь, а жадные пальцы пробираются под джинсы. Когда ты чувствуешь под ладонью плоский живот и удивляешься своей смелости, потому что острота ощущений заставляет действовать, отметая любой стыд.

— О да-а… наконец-то! — я помогаю Артему снять с себя джинсы и слышу, как он смеется, склоняя голову и целуя меня в живот. Подхватывает зубами тонкую резинку тех самых простеньких бикини — синих в белый горох, стягивая их к бедрам. — Ты не представляешь, Чиж, сколько раз в мыслях я видел их на тебе и снимал, — признается, покусывая кожу. — Сколько раз этот чертов горох снился мне. Тогда в ванной, когда застал тебя после душа, думал не сдержусь. Чуть крышу не сорвало… Фанька! — шепчет Сокол, освобождая меня от белья, и нежной ладонью раздвигает колени. Проводит губами внизу живота, заставляя раскрыться ему навстречу — Какая же ты у меня красивая! А я голоден, страшно голоден и так соскучился по своему мясу на костре, что готов обглодать каждую косточку…

— Иди ко мне! — зову я и чувствую на груди приятную тяжесть. Обвиваю руками шею парня, прижимаю его к себе и шепчу в ответ: — Ты тоже мне снился, Артем, и знаешь, во сне я была такой смелой, что сама себе удивляюсь. И очень-очень гибкой.

Вздох замирает на губах Сокола.

— Чиж, неужели ты сейчас намекаешь на то, что не против повторить нашу встречу в ванной комнате, но только с продолжением?

— А почему бы и нет? — улыбаюсь в губы. — Я ведь знаю, что ты хочешь.

— Чи-иж…

Близость — самое насущное, что сейчас нам требуется, и мы оба отдаемся ей с головой. Мне нравится вкус его кожи, упругость небольших сосков, тугие мышцы пресса и то, как они сокращаются под моей рукой. Как мой парень отзывается на прикосновения губ и ладоней. Как жадно требует в ответ, заставляя тело гореть от желания и трепетать от дрожи, упиваясь его вниманием.

Я сижу на бедрах Сокола, и он целует мою грудь. Мнет пальцами ягодицы, приподнимая меня себе навстречу, и каждое движение друг к другу наполняет нас острым удовольствием. Эти толчки — ненасытные и глубокие одновременно, взмокшие тела и срывающиеся с губ слова в тишине квартиры — все это принадлежит сейчас только нам. Только наше. Только для нас двоих.

Я начинаю дышать чаще, сжимаю плечи, зарываюсь пальцами в волосы, и Артем теснее притягивает меня к себе. Ударяется в меня бедрами, чтобы через несколько секунд, поймав мой стон, задохнуться самому.

— Анфиса, я люблю тебя, — шепчет у губ. — Люблю тебя…

— Я тоже, — хватает сил сказать, — люблю…

— Как можно тебя на кого-то променять? Ты же настоящее чудо!

Мы падаем на подушки, и я целую Артема в щеку, в нос, снова в губы. Мне нравится его улыбка, она у него такая же потрясающая, как и он сам.

— Сокольский, ты меня жутко смущаешь, — признаюсь.

— Привыкай, Чиж, — невозмутимо отвечает Артем. — Ты моя сладость. Судя по отцу и деду — мы, Сокольские, любим раз и на всю жизнь. Надеюсь, ты не против, что я нашел свой объект обожания?

— Ну…

— Фанька! — лицо Сокола вдруг становится очень серьезным в ожидании моего ответа, и я хохочу.

— Нет, глупый! Конечно, нет!

— Не поверишь, Чиж, но я до тебя даже не влюблялся никогда. Увлекался, не больше. И отца не понимал. А сейчас даже страшно подумать что будет, если ты меня вдруг разлюбишь, — вздыхает Артем. — Мне хватило двух дней, чтобы понять, во что превратится моя жизнь. Наверно, я тоже буду тебя ждать и искать…

— Ты с ума сошел! Что за мысли?

— … самую красивую на свете девчонку. Любительницу старого кино и фисташкового мороженого.

— Ну, эскимо я тоже люблю. И с карамелью. Да и шоколадное можно… Хм. Так уж и красивую? Ой, Артем…

— М-м?

— Поцелуй меня так еще раз. Пожалуйста…

Вскорости уставшие мы засыпаем, чтобы ночью проснуться и снова любить друг друга.

Артем признается в темноте, баюкая меня на своей груди, и оттого признание кажется особенно трогательным.

— Там, в буфете, ты сказала, что я никогда бы не заметил тебя, если бы не случай, а я ответил, что это неправда. Так вот, Чиж, я не врал. Первого сентября на тебе был летний сарафан — такой же легкий и солнечный, как тот день. Кто-то из парней — кажется, Лешка — обратил внимание на симпатичную девчонку, и я как дурак пялился, провожая тебя взглядом. Ты распустила волосы и шла по корпусу с корзиной цветов…

— Да, Снежная Королева информатики поймала меня после пары и попросила отнести цветы в деканат.

— На тебе были светлые босоножки, а из-под юбки мелькали загорелые колени. Я тогда подумал… А впрочем, Чиж, лучше тебе не знать, о чем я тогда подумал. А когда увидел тебя у себя в квартире — не мог поверить и всячески хотел задержать. Тогда я еще не знал почему. Просто плел всякую чушь, и ты осталась.

— И все-таки, Артем? — я приподнимаю голову и смотрю на парня. Пусть не могу видеть его лица, но губы легко касаются подбородка. — Что ты подумал?

Сокол тихо смеется, и я игриво кусаю его в ответ на смех.

— Ну, признавайся! Все равно ведь выпытаю!

Артем обнимает меня и шепчет на ухо:

— Что еще никогда не видел такой красивой задницы.

— Сокольский!

Сокол

Анфиса. Фанька. Чиж. Как много имен у моей любви и как мало слов, чтобы передать всю силу чувства, что живет во мне. Я обожаю свою зеленоглазую девчонку с отзывчивым сердцем и легким нравом, в которой столько жизни и света, что они, ворвавшись в мою жизнь, ошеломили меня и заполонили собой мой мир. Ни за что не откажусь от нее. Никогда. Я уже с первой встречи знал, что не отпущу ее.

Мы с отцом стоим у окна и смотрим, как они с Лукой наряжают елку и о чем-то секретничают. Чиж чувствует на себе мой взгляд, поднимает голову и отвечает открытой улыбкой. Фанька, моя Фанька. Глаза светятся, губы манят, волосы в косе лежат на плече… Я обязательно расплету эту косу позже, когда мы останемся одни, перецелую тонкие позвонки на девичьей шее и повторю, как я люблю своего Чижика. А сейчас я открываю ладонь и показываю отцу подарок.

На ладони лежит золотая цепочка с кулоном в виде Сокола.

— Как ты думаешь, пап, Анфисе понравится?

Отец присвистывает, вскидывает брови и озорно взглядывает на меня.

— Даже так, сын? Убедительно, ничего не скажешь. Может, лучше сразу окольцевать?

Я не смущаюсь. Это мои чувства и мой отец. Да, мне хочется, чтобы каждый знал, что Анфиса моя.

— Думаю, прежде мне придется доказать, что я ее достоин.

Старший Сокольский тоже смотрит на Чижика.

— Уверен, что понравится. И родителям Фани не будет лишним знать, что ты ее ценишь.