Наталья Ручей - Минус двадцать для счастья (СИ)

И вели себя как хозяева. Брали, что хотели. Ходили, где хотели. Приводили своих подружек. А те трогали мои вещи.

— Ну чего ты злишься, Лерка? — искренне удивился Виталик, когда я в первый раз заметила и пожаловалась, что кто-то пользовался моей косметичкой. — Подумаешь: взяли на время пилочку для ногтей! Да я тебе завтра десяток куплю! Χочешь?

— Не в этом дело, Виталик, — попыталась ему объяснить, — я сама могу купить себе нoвую пилочку, просто…

Но он не захотел слушать, что чужие вещи без спроса не принято брать и что уж тем более не принято пользоваться настолько личными вещами.

— Ерунда все это, Лерка! — смеялся он. — Мелочи жизни!

— Это средства личной гигиены, — сдаваясь под натиском его смеха и поцелуев, все же заметила я. — Это как если бы… как если бы кто-то взял, например, мою пензу для пяток! Или нижнее белье!

— И тогда бы я все равно попросил тебя не расстраиваться, — не проникся он. — Α пошел и купил тебе что-нибудь… ажурно-провокационное… Разве это так плохо — обновка? Лерка, смoтри на мир проще!

Проще…

Ну да, казалось бы, куда проще…

Но я не смогла прибегнуть к совету Виталика, когда однажды обнаружилось, что кто-то из подружек его друзей воспользовался-таки моей пензой для пяток! А кроме нее — моим бритвенным станком (о шампунях и гелях даже не упоминаю), и вдобавок позаимствовал мой новый комплект белья.

Виталик по-прежнему просил смотреть на это, как на повод стребовать с него обновки. А я видела в этом хамство и воровство.

Я порывалась поговорить с его друзьями, поговорить по-хорошему — попросить, объяснить, но Виталик мне запретил.

— Я сам, — сказал жестко. — Больше никто и никогда не прикоснется к твоим вещам.

При этом взглянул на меня так, будто уличил в каком-тo заговоре против него. Но прежде чем я успела спросить, прежде чем попыталась выяснить, что на него нашло, обнял и зашептал:

— Лерка… Лерка… Мне кажется, я люблю тебя…

И так как это было первое признание от него, и он тоже не был мне безразличен, я напрочь забыла и причину конфликта, и взгляд, который насторожил меня. Я утонула в поцелуях и нежности любимого человека, а он, действительно, поговорил с друзьями, и мои вещи перестали исчезать из квартиры.

Идиллия.

Но длилась она не больше недели.

Просто однажды я поняла, что мои вещи по-прежнему воспринимаются как общее приобретение коммуналки, но теперь их успевают возвращать до моего прихода. А вот следы заметали плохо. Было противно обнаружить странные бледные пятна на коротком черном платье, которое я обожала.

— Взгляни, — продемонстрировала Виталику.

Несмотря на его предложение жить вместе, я не спешила переехать со всеми вещами. Взяла только самое необходимое и любимое. Возможно, я бы рискнула попробовать каково это — жить вместе с мужчиной, если бы не бесконечный караван друзей и подружек, имена которых я уже не пыталась запомнить.

— Дорогое платье, — оценил он, едва взглянув на него. — У меня возле работы есть хорошая немецкая химчистка. Хочешь — я завтра завезу его туда?

— Я хочу не этого, — устала в который раз повторять одно и то же, но приходилось. — Я хочу, чтобы перестали пользоваться моими вещами!

— Я тебя понял, — он попытался отвлечь меня улыбкой и поцелуями — беспроигрышный вариант. Но я сильно злилась, и ему это не понравилось. Нахмурился. Скрестил на груди руки. Отрывисто поинтересовался: — Что не так?

— А что так?! — взорвалась я.

— Прошу тебя, Лера, — процедил он, отвернувшись от меня и рассматривая закрытую дверь комнаты. — Не устраивай трагедии из-за двух капель сока!

— Сoка?!

Хотелось знать, как он определил происхождение странных пятен, но Виталик, не оборачиваясь, шагнул к двери. Открыл ее. И ушел.

Прождав его около часа, почувствовала себя полной дурой, взяла сумочку, платье, которое решила завтра сама отнести в химчистку, вышла из комнаты и… остановилась, услышав голос Виталика.

Значит, он дома?

Вышла в гостиную, отметила взглядом веселые лица его друзей, бутылки пива, вино, щедро наливаемое очередным незнакомым барышням, Виталика, корольком восседающего среди этого бедлама на больших диванных подушках. Он смеялся, пил с друзьями пиво, и ему было плевать, что я сижу в комнате и его жду. Помнил ли он вообще о моем приcутствии?

Не знаю. Но напоминать ему я не собиралась.

Из другой комнаты вышла незнакомая девушка, окинула меня насмешливым взглядом, с куда большим интересом взглянула на платье, которое я держала в руках, и грациозной походкой прoшла в гостиную. Зная, что я все вижу, она ласково провела ладонью по затылку Виталика, обошла его, села на колени к его другу, Савелию, и поерзала. Потом ещё раз. Взглянула на меня с каким-то вызовом, снова потерлась гулящей кошкой, пока мужчины не переключили внимание с пива и чипсов на нее.

— Хороша? — спpосил Савелий у Виталика, ныряя рукой под платье девушки.

— Хороша, — согласился тот, рассматривая незнакомку.

— Ты ее ещё в черном платье не видел! — поделился Савелий со смехом. — Она когда надела его… Это что-то… Я даже снимать не позволил — так взял… Задрал и все. Но мы потом все следы полотенцем стерли, так что твоя ничего и не заметила!

Девушка подалась ближе к руке Савелия, получая ласку и не обращая внимания, что многие смотрят на нее. А я подошла к ее приятелю и, игнорируя присутствие Виталика, сказала, глядя прямо в бесстыжие глаза, взирающие на меня с холодком:

— Да нет, как раз заметила, к сожалению.

А потом, не оглядываясь и делая вид, что не слышу Виталика, пошла прочь.

— А платье? — крикнула девушка. — Платье оставишь?

Вот эти слoва заставили остановиться. Я обернулась, взглянула на девушку, которая, думая, что близка к желаемой цели, отбросила от себя руку Савелия и вскочила с его коленей.

— Зачем оно тебе? — пoторопила она меня с наглой улыбкой. — Теперь наверняка не наденешь.

— Да, — я и спорить не стала. — Ты сделала все, чтобы я его не надела. Но мое платье все равно не получишь.

— И что ты с ним будешь делать?!

— Сдам в химчистку, — пояснила спокойным тоном, несмотря на бушующий ураган внутри. — А потом отдам в благотворительный фонд.

— Лерка… — Виталик попытался что-то сказать, но у меня не было желания ни слушать, ни оставаться в квартире ещё хоть одну лишнюю минуту.

Поэтому я повернулась к Савелию, выдержала неприязненный взгляд и сказала:

— С тебя триста пять долларов. И то потому, что на платье была приличная скидка.

А вот после этого, в полном молчании, таком непривычном для квартиры Виталика, я ушла.

Любые чувства меняют картинку реальности — сочувствие, жалость, симпатия. Что уж говорить о любви?

Я уходила в полной уверенности, что не вернусь, и позволяла себе так думать несколько дней. А потом Виталик снова ворвался в мою реальность. Как вихрь, как безмятежное пламя. Без извинений, выяснения отношений, без звонков, СМС, которых, признаваясь только себе, ждала эти дни.