Ксения Акула - Спор на любовь [СИ]

— А я и не молчу, — отчего-то по-детски возразила сестре.

И действительно, за последние семь дней я только и делала, что читала, пела и разговаривала-разговаривала до полуобморочного состояния, но только с собственными племянниками. В итоге, за неделю, мы выучили практически наизусть книгу песен и любимый репертуар стихов мальчишек, я посмотрела заново диснеевские «Утиные истории» и интуитивно зазубрила, как зовут собак из мультфильма «Щенячий патруль».

— Лика! — посмотрела мне в глаза старшая сестра, — ты игнорируешь любую попытку откровенно расспросить тебя, что произошло? Твой телефон выключен…

— Выброшен, — поправила я Ангелину.

— Номеров Элис и Дмитрия у меня нет, а твой босс, между прочим, грозиться приехать ко мне домой и оторвать кое-кому голову. — Сестра умоляюще посмотрела прямо мне в душу, но толку-то? Душа разбилась, а вместе с ней и восприимчивость к чужим просьбам. — Я даже примерно не представляю, в чем дело.

— И не надо, — отрезала, вставая из-за стола, — я в душ, а после в магазин за котом Нуаром.

— ЛИКА! — взревела сестра страшным голосом, которым обычно пугала своих сыновей, когда те вели себя безобразно, капризничали и кидались на пол. — Немедленно! Все! Мне! Расскажи!

— Ну, Игорь как-то обмолвился, что дети давно хотят игрушку из какого там идиотского мультфильма про супер героев, вот я и решила съездить и купить, — строила из себя откровенную дуру, — а сегодня как раз свободный день выдался, ни забот, ни хлопот.

Ангелина схватилась за голову, но продолжала испепелять меня взглядом, буркнув что-то про Италию и мое согласие, а в ванной я поняла, что действительно не прочь отправится в Бриндизи — южный городок, покоривший сердца родных, но абсолютно не впечатливший меня. Теперь все равно где, лишь бы подальше от прежней жизни!

Я понимала, что бежать бесполезно, что рано или поздно придется вернуться в нашу с Элис квартиру, чтобы забрать вещи, написать на работе заявление об уходе, если меня еще по статье не уволили, поговорить с друзьями. Но сейчас, сейчас я готова лететь в Бриндизи, купаться в море и глазеть на местные достопримечательности в компании Игоря, племянников, Ангелины и собственных родителей, лишь бы забыть Ника, его имя, его глаза, тело…

Из крана лилась горячая вода, заполняя ванную до краев, а из глаз жгучие слезы обиды и нерастраченной любви, наполняя тело отчаянием и горечью. Я ненавидела Ника за то, что он сделал, и любила так сильно, что каждую ночь засыпала с его именем на губах и его образом в голове.

Мне хотелось бежать от самой себя, потому что с каждым прошедшим днем гордость таяла на глазах, толкая меня к Нику. Приехать и умолять его… но о чем?

Все сказано, все сделано, но, Боже мой! Как мне хотелось продолжения!

— Ты дура, Лика. Ты едешь в Бриндизи, чтобы найти там итальянского красавчика и отдаться ему на борту яхты!

С этими мыслями я скинула с себя пижамные шорты и майку, чтобы погрузиться в горячую воду и на время отогреть собственное заледеневшее тело. Этот ритуал стал мне необходим, чтобы чувствовать себя живой. А племянники подарили смысл жизни, хотя я видела, какими глазами смотрит на меня Игорь — муж сестры, так, будто я стала приживалкой, которую желательно побыстрее выселить.

Черт!

Вот найду себе горячего итальянца и съеду от сестры, посылая на прощание Игоря куда подальше. — Пообещала себе мысленно, расслабляясь и отогреваясь от боли и обиды. — А с Ником покончено, раз и навсегда. Не захотел моей любви и не надо!

Мне было незабываемо хорошо, так, как бывает несколько раз в жизни, когда ты вспоминаешь эти мгновения с теплой улыбкой на губах на протяжении долгого времени после.

Ангелина с мужем и детьми давно отправились в гостиницу, где мы остановились, мама с папой решили посетить ресторан, который им очень понравился в наш первый ужин в Бриндизи, а я слонялась по набережной. В воздухе царил незабываемый морской аромат, чуть солоноватый с привкусом рыбных деликатесов и ноткой солнечного тепла. Несмотря на конец октября, здесь все еще была августовская погода или же сентябрьское «бабье лето».

Прохладный бриз с моря холодил кожу, огни яхт, катеров, пароходов и паромов был сродни огонькам салюта в безбрежной синеве неба, а звуки легкой классической музыки, звучащей из ближайшего кафе на набережной, успокаивали.

Уют, трепетное волнение и ожидание чего-то нового, незабываемого с такой силой завладели моим разумом, что я полностью отрешилась от собственных проблем, выкинула из головы ненавистные мысли о Нике и отдалась на волю этого странного местечка под названием Бриндизи, которое мне не очень-то и нравилось. Нет, сама набережная была прекрасна, правда, портовой шум раздражал, но к идеалам я сейчас не стремилась. Мне не нравился городок, узкие улочки, нагромождение зданий, плотно прилепившихся друг к другу боками, словно древние старцы, ищущие опору друг в друге. Я не разделяла восторгов сестры и родителей от архитектуры и памятников культуры, от церквей и тех местечек, которые в первую очередь посещают туристы, поэтому сразу же отказалась сопровождать их в подобных прогулках. Моей мечтой было спрятаться в зеленых лесах на необитаемом острове, купаться голышом на диком пляже и кричать от ощущения полной свободы и независимости, что в Бриндизи совершенно невозможно было сделать.

И вот сегодня я в который раз оказалась на берегу моря, с бешеным ритмом сердца, с адреналином в крови, с каким-то томлением и предчувствием чуда. Что со мной происходило? Почему так влекло сюда каждый вечер, каждую ночь? Почему я избегала многолюдных кафе и ресторанов, общества родных, общественных пляжей?

Наверное, ответ крылся на далеком берегу, где-то там, за пределами видимости. Я жадно провожала каждый паром, отплывающий в Грецию, и больше не могла себе врать.

Мне хорошо здесь, на набережной, невдалеке от порта только потому, что жажда уплыть в Грецию столь велика, столь притягательна и вместе с тем так запретна. Именно желание сесть на ближайший паром становилось тем магнитом, который вел меня к морю, ни магия воды, ни успокаивающий плеск волн и одуряющий аромат набережной.

Нет!

Я хотела попасть в Грецию, с первого дня жизни в Бриндизи, с того самого момента, как моя дорожная сумка упала на пол гостиничного номера. С тех самых пор только одна запретная мысль была для меня главенствующей: «Сесть на паром и уплыть в Грецию, туда, где родился отец Ника, туда, где много лет жил он сам»!

Я обреченно помотала головой.

Нет! Ничто и Никто не могут избавить меня о глупых никчемных фантазиях о Нике, граничащих с детской мечтой в чудо!