Дина Рид - Без боя не сдамся

© Дина Рид

© ООО «Издательство АСТ», 2018

Сквозь ветви орешника пробивалось августовское солнце. Яркие пятна света ложились на горную тропу, слепили туристов.

– Жарко! – прикрыв глаза рукой, улыбнулась Маша. На её щеках появились милые ямочки.

– Скоро к водопаду придём, охладишься, – подмигнул Никита, веснушчатый парень лет двадцати пяти. – Посмотри-ка: самшит колхидский.

Слева, в широкой трещине провала на камнях плескался ручей. По неровным склонам обрыва тянулись вверх тёмно-зелёные заросли. Мелкие, глянцевые листочки источали терпкий аромат.

– Ух ты! – сказала Маша. – Огромные. А запах какой! М-м-м, как на море!

Никита довольно улыбнулся – удалось-таки поразить спутницу.

– Реликт третичного периода, – блеснул он знаниями. – Можно найти и двадцатиметровые экземпляры.

Из группы, которую повёл по маршруту Никита, Маша оказалась самой благодарной слушательницей. Её друзей: Юру, Антона и девчонок, Катю и Вику, реликты, похоже, не интересовали.

Маша и Никита уже спустились с холма, а ребята всё ещё плелись следом и обсуждали что-то своё, то и дело заглядывая в смартфоны.

Прорезая зелёную долину, грунтовая дорога, усеянная булыжником, убегала вперёд – к лысым серым скалам.

– Позагораю немного, чего время терять, – сказала Маша и стянула спортивную футболку, оставшись в топе от купальника и маленьких джинсовых шортах.

– О! Маруся обнажается, – послышался сзади смешок Юры. – Берегись, комары сожрут!

– Да нет у нас комаров, ночью только москиты. И то мало, – хмыкнул Никита, неприкрыто разглядывая идеально сложенную девушку с золотистой кожей, тонкой талией, соблазнительными округлостями и стройными ножками. До вчерашнего вечера он был убеждён – подобные красотки бывают только в журналах, и те – дело рук толпы гримёров и умельцев фотошопа. Однако вчера во дворе соседки Семёновны он встретил именно такую «модель с обложки». Она улыбалась «как живая» и сама заговорила с ним! В первую секунду Никите хотелось дотронуться до незнакомки и убедиться, что гостья из столицы – не плод воображения и не побочное явление после недавнего эксперимента с грибочками. Ан нет, Маша была реальна, и пара тысяч за услуги проводника, которые он от неё получил, тоже хрустели по-настоящему.

– Ты тут вырос? – вырвала Никиту из раздумий Маша.

– Нет, я из Еката. В городе жить надоело, – многозначительно сказал Никита, не признаваясь, что попросту прячется в горах от вездесущего военкомата. – Познаю здесь иные формы жизни. Вон справа, глянь, скит мужской.

– Правда, что ли? – Маша посмотрела на заросли кукурузы, скрывающие меж глянцевыми листьями нежные початки с чуть лиловой бахромой, на бесконечные ряды фасоли, что цеплялась за длинные колья высушенными зноем стеблями, и звонко рассмеялась: – Да нет тут скита, огороды какие-то!

– Конечно, огороды. У этих бородатых умников, знаешь, какое хозяйство! Сами себя кормят, чтобы от общества не зависеть. А нас зато учить пытаются, как жить, – с неприязнью заметил Никита. – На подругу мою вчера батюшка наехал. Вообще как с цепи сорвался: грех, мол, в короткой юбке возле церкви тусить. Типа так только проститутки ходят…

Маша прыснула:

– Да ладно! А я тогда в купальнике кто?

– Демон-искуситель, как и все женщины. И сидит в тебе чёртик. Страшненький такой, злобненький. А лучше вон у монаха поди спроси, – ухмыльнулся Никита и кивнул в сторону, – видишь его?

Маша всмотрелась повнимательнее – за посадками высилась чёрная фигура. Монах стоял неподвижно, и Маше показалось, что он не сводит с неё глаз.

– Учат, говоришь? – хитро сощурилась она.

– Ага.

– Ну-ну, может быть, и сидит чёртик.

Маша стянула резинку, и рыжие блестящие кудри рассыпались, закрыв спину до самых бёдер. Завлекающе улыбаясь, она провела пальчиком по шее и ниже, будто смахивая каплю пота. Достала из сумочки воду и с самым соблазнительным видом принялась пить, запрокинув пол-литровую пластиковую бутылку, потом подняла её выше и струйки потекли на плечи и грудь.

– Да ты и правда искусительница, – сглотнул Никита, судорожно соображая: она дразнит его или монаха.

– Терпеть не могу ярлыки, – спокойно пожала плечами Маша, выходя из «образа». – Уж если на меня будут их цеплять, пусть это будет хоть чем-то оправдано.

Она вытерлась платком как ни в чём не бывало.

– Для кого представление? – послышался сзади смешок. Это подоспели Юра и Антон.

– Никита, уж не для тебя ли? – ехидно поинтересовалась светловолосая Вика. – Ты тогда половину гонорара верни.

– Похоже, это для детей кукурузы, – хихикнула Катя, поймав Машин взгляд.

Никита, смутившись, хрипло произнёс:

– Пойдёмте дальше, а то так и к заходу солнца до водопада не доберёмся.

Шестеро молодых людей зашагали вдоль скитских огородов. А по другую сторону, прячась за зеленью кустов, за теплицами и деревьями, неслышно, словно чёрная тень, метнулся парень в подряснике.

– Я не пойму, – вдруг остановился Юра, – тот тип следит за нами, что ли?

– Какой тип? Где?!

– Это он на вас, девчонки, засмотрелся, – загоготал Юра, – им же нельзя ничего такого. А тут три такие дивы топают. Или это ему ты, Маруся, показывала зарисовку из рекламы Уотерс – «Жара и жажда»?

– Хэй, бро! – крикнул Антон фигуре в рясе, скрывшейся теперь за дощатым сараем. – Братишка! Иди сюда! С девчонками познакомим!

Туристы расхохотались, а Никита прошёл чуть вперёд, будто был не с ними. Он довольно скалился, чувствуя себя отомщённым.

– Чувак! Да они не кусаются! Честное слово! Хорошие девчонки! Отче, иди сюда, – не унимался Юра.

Но молодой послушник не показывался. Прижавшись лицом к тёплым доскам сарая, он дрожал. В висках стучало, по спине тёк горячий пот. Послушник не мог совладать с собой. С застилающим разум гневом он ударил по тонкой дощатой стене и, пробив её кулаком, прошептал сквозь зубы: «Сволочи».

Уже третий год Алёша Колосов жил при Святодуховом ските. В первый день здесь ему сказали: «Запомни два слова: простите и благословите». И именно их поначалу произнести было невыносимо трудно.

Долго он оставался обычным трудником [1], и лишь недавно ему дозволили принять послушание. Просил Алёша благословления батюшки и на постриг, но отец Георгий отказал, говоря: «Монах – это воин Царя Небесного, который бьётся на передовой. Он не может отступить и уйти с поля, позади него – Бог и Царствие Его, а впереди – невидимые, иногда неведомые враги. Для монаха смертельная битва длится всю жизнь. Сначала он отрекается от мира, потом совершает подвиг, и только в конце его ждёт награда или посрамление. Не спеши, Алёша. Ты не готов ещё. Совсем не готов. Всему своё время».