Наташа Шторм - Спасти зверя

Периодически я бросала взгляд на огромные городские часы. Прошло ровно шестьдесят минут, а претендентов на воздушную прогулку здорово поубавилось. Ещё через час я осознала, что жизнь ― боль.

— Скинь туфли, дольше продержишься, ― крикнула Янка, швырнув собственные балетки в толпу.

Зрители одобрительно загудели и захлопали в ладоши.

Ещё через час я перестала чувствовать и ноги, и руки, движения потеряли изящество, стали механическими, резкими. Ведущий принялся ходить по сцене и сам спускал тех, кто выдохся, но всё ещё на что-то надеялся. Оркестры менялись, зрители тоже. Одни уходили, другие приходили. А я уже ненавидела танцы, музыку и праздники вообще. Двадцать человек. Нас осталось только двадцать. Нет, всё ещё двадцать. Из наших пока никто не выбыл. Янка изображала руками «море волнуется», Алькины па больше походили на утреннюю гимнастику, Женя же совершенно не к месту вспомнил движения брейка. Ромка то исчезал, то появлялся с бутылками воды. Пить участникам не запрещалось.

Когда я уже смирилась, что вот-вот свалюсь, умру и буду похоронена вдалеке от Родины, у сцены появился мэр. Это взбодрило. Отец города поднялся на помост и принялся выплясывать так, что мы открыли рты и окружили подозрительно резвого мужчину. Так и думала, что будет какоё-то подвох. Возможно, важная персона, пользуясь служебным положением, возжелала полетать единолично? Кто знает, что на уме у этих марокканцев? Стиснув зубы, я утроила усилия. Женька тоже воодушевился и кинулся в присядку. Янка с Алёной вцепились в мэра, как в пилон, кружась и извиваясь. Хитрые девицы! Я присоединилась к подругам, перекрыв чиновнику все пути к отступлению.

Минут через десять конкурс закончился. Я стояла, комкая в руках край белой мужской сорочки, даже не веря, что на сцене нас осталось пятеро: группа захвата воздушного шара и мэр-заложник.

Янка очнулась первой.

— Мы выиграли? Мы выиграли!

Она вновь закружилась по сцене, повиливая бёдрами. И откуда только силы взялись? Женька отбивал низкие поклоны почтенной публики. Он так увлёкся, что чуть не свалился с помоста.

— Ну что, полетаем? ― Алёна широко улыбнулась градоправителю.

Мужчина кивнул.

— Через час. Солнце уйдёт, и полетаем.

Еле живые, на совершенно негнущихся ногах, мы побрели по площади в поисках туалета.

— Думаете, не обманет? ― Янка подозрительно оглядывалась.

— А чёрт его знает. Если что-то пойдёт не так, будем угонять. ― Женька почесал затылок и свернул в кусты. ― Вы, девушки, как хотите, а я, простите, сейчас лопну.

Час мы провели в тени, под навесом небольшого, но очень уютного кафе. Ромка притащил наши вещи, и мы переоделись в то, что больше подходило для воздушного путешествия.

— Сын, признайся, ты же снимал всё это безобразие?

Ромка кивнул.

— Батя просто обязан увидеть, на что ты пошла ради него, особенно последние кадры.

Я насторожилась.

— А что такого особенного было на последних кадрах?

Сын отмотал на нужное место и протянул телефон. Нет, это была не я! Развязная девица трясла перед ошалевшим мужчиной своим бюстом, а тот периодически попадал носом во многообещавшую ложбинку. Даже при большом желании мэр не мог уйти ― Янка с Алёной крепко фиксировали его по бокам, совершая немыслимые па, я извивалась впереди, а сзади, под ногами, скакал Евгений. Но уходить чиновник, видимо, не собирался. Его всё устраивало. Оливковые глаза загадочно блестели, а по лицу блуждала довольная улыбка. В довершении к кошмару, я вцепилась мужику в рубашку, а он обхватил мою талию.

— Твои внуки тоже должны знать, что творила их бабка в молодости.

— Внуки? ― я опять насторожилась. ― Скажи, ты точно не спал с этой Моникой?

Львёнок расхохотался.

— Да точно, мать. А от поцелуя в щёчку дети не появляются. Но…

— Что «но»?

Роман взъерошил медные кудри.

— Но… когда это закончится, я хочу предложить Моне встречаться.

Я потянулась за водой. Это конец. Сначала встречаться, потом целоваться, а потом я точно бабушкой стану в сорок лет. Ладно, пусть отец с ним разговаривает, внушения внушает, что сначала универ нужно окончить, а потом… Хотя, какие внушения, если Ромка родился, когда Алексу не было и двадцати! Решив, что всё будет так, как должно быть, отпустила ситуацию. Необходимо сосредоточиться на более важных вопросах.

Я улыбнулась, увидев Чайку. Мужчина переходил улицу, когда мимо него промчался микроавтобус с тонированными стёклами и резко затормозил на тротуаре. Несколько человек с закрытыми лицами схватили нашу дружную расслабленную компанию и затолкали в транспортное средство за секунду. Мы даже сообразить ничего не успели. В автобусе нас свалили на пол, приставив к затылкам дула автоматов.

Сопротивляться? Бессмысленно. А что могли предпринять три беззащитные женщины? Я даже порадовалась, что в момент похищения Роман с Женькой вошли внутрь кафе расплатиться за наш ланч. Теперь они были на свободе, целые и невредимые. А вместе с Чайкой парни обязательно найдут выход!

Не знаю, сколько нас везли, пять минут или пять часов. Время тянулось мучительно долго. Выпуклости и впуклости резинового покрытия днища равномерно впивались в щёку, я остро чувствовала все кочки и ямки, клацая зубами при очередном точке машины. Затылок тоже страдал, периодически налетая на металлическое автоматное дуло. Словом, когда автобус остановился, я уже слабо соображала. Нам завязали глаза и грубо вытащили наружу. По тому, как ноги увязали в песке, я поняла, что снова очутилась в пустыне. Чёрт бы побрал эту Африку! Вычеркну её из маршрута своего кругосветного путешествия, раз и навсегда! Лучше уж на Полюс. Хотя нет. С Полюсом у меня тоже как-то не сложилось.

Теперь автомат упирался в спину. Кто-то тянул меня за предплечье вбок. Я спотыкалась, но шла, повинуясь инстинкту самосохранения. Скрип дверей. Очередной ангар? Ноги почувствовали твёрдую почву. Несколько шагов. Остановка. Рядом с ухом ― тёплое дыхание. Янка? Алька? Я протянула руку и поймала холодные пальцы, которые тут же сжали мои.

— Аня? Ты как?

Алька. С другой стороны послышался слабый стон.

— Все живы?

Мы не знали, рядом ли наши похитители или нет. Тяжёлые шаги удалились. Но, возможно, кто-то остался? Отдышавшись, я всё-таки рискнула и сняла тряпицу с глаз. Огромное помещение, тусклый свет, провода на стенах, раскуроченное оборудование. Видимо, когда-то тут обитали учёные. Сейчас же постоянными обитателями бывшей лаборатории стали пустота, отчаяние, безысходность. Левая сторона делилась на кабинеты. Дверь одного открылась, и в коридор вышел огромный мужчина в сопровождении отца города. Здоровяк был одет в обычные джинсы и клетчатую рубашку. Он изо всех сил пытался держаться свободно и непринуждённо, но военная выправка сквозила в каждом его шаге, в каждом движении руки и в каждом повороте головы. Мэр разве что не выплясывал вокруг напарника, который подошёл к нам вплотную и внимательно оглядел от макушки до пят.