Алана Инош - Про Одну Девочку

– А в школе? – полюбопытствовала Любимая, вертя в руках сломанный старый фен, заброшенный на шкаф с мыслью «может, когда-нибудь отремонтируем».

Девочка прошлась влажной тряпочкой по книжным полкам – ласковыми, вдохновенными движениями танцующих, окутанных джазовой мелодией рук. В пятом классе она боготворила Олю – обладательницу волнистой копны рыжевато-каштановых волос, глубоких карих глаз и очаровательных веснушек. Оля была для неё недосягаемой феей, небожительницей, принцессой, пока однажды на уроке математики не случилось ужасное. Оля чихнула, и содержимое её хорошенького носика шлёпнулось прямо на клетчатый тетрадный лист. Девочка отвернулась в шоке и уткнулась в свою контрольную, не желая смотреть, как Оля станет выкручиваться из этой щекотливой ситуации: она поняла, что уже не будет прежней. Очарование Оли рассеялось. Она вдруг стала обычной.

– Значит, ты поняла, что принцессы не пукают бабочками? – усмехнулась Любимая. – А если я чихну, ты меня тоже разлюбишь?

– Ну, тогда ведь я была совсем маленькая и глупая, – рассмеялась Девочка.

– А теперь – большая и умная? – Любимая мягко спустилась с табуретки и пощекотала Девочку за ушком.

– Мррр, да, – ответила та, по-кошачьи щурясь и ласкаясь к руке Любимой.

Уборка завершилась поздно вечером. В квартире пахло шампунем для ковров и освежителем воздуха, а Девочка с Любимой, обнявшись на диване, листали альбом со старыми семейными фото, найденный на пыльных антресолях.

20. Масленица

Кто ж не любит Масленицу с её изобильным столом, с её солнечно-золотыми блинами, ноздреватыми и мягкими, согревающими нутро своим добрым жаром?.. Одна Девочка и её Любимая не были исключением. Готовить умели обе, но блины лучше получались у Девочки.

На Масленичной неделе они сходили в гости к Маме. Обмакивая нежный, узорчатый блинчик в малиновое варенье, Любимая подмигнула Девочке:

– Теперь понятно, в кого ты такой блинопёк!

На следующий день Мама с Ланой уже в свою очередь были приглашены к ним на блины. Девочка давно хотела научиться переворачивать их, подкидывая в воздух: особо тонкие блинчики рвались от лопатки, и иного способа перевернуть их неповреждёнными просто не было. С утра Девочка усердно тренировалась. Получилось у неё не с первого раза, и подкидывать блины приходилось над мойкой или рабочей поверхностью – чтоб если и мимо, так не на пол или плиту. Сперва нужно было слегка потрясти сковородкой, чтоб блин отделился; если он скользил и легко отставал, значит, можно переворачивать. Жестом жонглёра Девочка делала движение сковородкой вверх – и круглая тонкая лепёшка летела к потолку. Заметив улыбающуюся в дверях кухни Любимую, Девочка воскликнула:

– Ахалай-махалай, ляськи-масяськи!.. Внимание, смертельный номер!

Подыгрывая ей, Любимая изобразила барабанную дробь. Блин взмыл вверх, перевернулся и шлёпнулся на сковородку. Девочка слегка тряхнула его, и он лёг ровно.

– Ну, ты виртуо-о-оз! – уважительно качая головой, протянула Любимая.

Но Девочке показалось мало одного переворота, и она пошла дальше в совершенствовании своего мастерства. Она добивалась такой силы и точности броска, чтоб блин перекувыркивался в воздухе два и даже три раза.

К приходу гостей на тарелке дымилась тяжёлая, дышащая сладко-сливочным ароматом стопочка блинов, но в большой кастрюле ещё оставалось тесто. Девочке непременно хотелось поразить Маму и Лану выученным трюком.

– А хотите блинчиков с пылу-жару? – весело предложила она. – Сейчас всё будет! И не просто так, а со спецэффектами!

Мама с Ланой заинтересованно переглянулись, а Любимая кивнула со значительным видом, будто говоря: «Сейчас вы увидите нечто грандиозное, даже не сомневайтесь!» Масло на сковородке потрескивало, а когда тесто полилось бежевой ровной струйкой, раздалось громкое шкворчание. Тесто ложилось узорами, обещая на обратной стороне поджариться причудливым, аппетитным, дырчатым рисунком. Вот уже верхняя сторона блина перестала влажно блестеть, схватилась, и Девочка, готовясь выполнять свой «смертельный номер», чуть встряхнула сковородку. Блин легко скользил.

– Тройное сальто! – объявила Девочка.

Бросок! Шлёп! Блин, перевернувшись три раза, приземлился благополучно, и Мама захлопала в ладоши с восторженно разинутым ртом. Она радовалась, как ребёнок, только что увидевший увлекательный цирковой номер.

– Вот это да!

Девочка раскланялась, с достоинством принимая заслуженные аплодисменты. Тщеславный чертёнок вдруг зашевелился в ней, боднул рожками, и Девочка решила: «А, была не была!..» Она пошла на усложнение трюка – бросок в четыре переворота, который ей пока ещё не удавался. А вдруг получится именно сейчас? Какой эффект будет!..

Блин взлетел... Но не приземлился. По лицу Любимой Девочка поняла, что что-то пошло не так. Та захватила и примяла себе ладонью рот и подбородок, по-видимому, изо всех сил стараясь удержать рвущийся на свободу смех.

Сковородка была пуста. Девочка растерянно окинула взглядом пол... Ничегошеньки. Проследив направление взглядов гостей, фокусница обнаружила пропажу. Солнечно-круглый, жирный, горячий блин прилип к потолку. Высоты кухни для броска с четырьмя переворотами явно не хватало.

– Гм, прошу прощения, этот номер был недостаточно подготовлен и отрепетирован, – пробормотала Девочка, краснея то ли от блинного чада, то ли от смущения.

– Ахалай Махалаич ты мой! – Уже не сдерживая смеха, Любимая обняла её за плечи.

Она встала на табуретку и бережно сняла блин с потолка.

– Его кто-то будет есть? – спросила она, окидывая всех искрящимся от веселья взглядом. – Нет? Ну, тогда я его съем, если никто не возражает.

И Любимая, свернув блин, хорошенько искупала его в розетке с вареньем, после чего со смаком откусила.

– По-моему, так ещё вкуснее, – с набитым ртом проговорила она, жуя.

Смущение отступало, а на его место приходило ласковое тепло: Девочка любила, когда её стряпню ели с таким наслаждением. Однозначно, праздничный обед вышел на славу.

21. Пляжная феерия

Однажды Одна Девочка с Любимой отправились на пляж. Сосны, белый песок, лазурная вода... и куча народу. Рядом отдыхала весьма колоритная парочка: она – знойная женщина, мечта поэта, обладательница роскошного шестьдесят второго размера, он – мужичок-муравей, щупленький и кривоногий. Дама загорала стоя, а её миниатюрный супруг, примостившись в её обширной тени, наслаждался созерцанием симпатичных девушек в купальниках. Дама не просто загорала, она принимала солнечные ванны, подставляя жарким лучам все участки своей необъятной, как закрома родины, фигуры. Со стороны казалось, будто она играет в «море волнуется раз...»: в каких только причудливых «морских фигурах» она не замирала, стремясь к ровному загару!