Кэти МакГэрри - А тебе слабо?

– Хватит серьёзных разговоров, – говорит Крис. – Мы сегодня выиграли. Мы победили в весеннем и осеннем сезонах! Мы окончим школу победителями, а потом Райан уйдёт в профессионалы.

– Аминь, – завершает Логан.

Их бы слова да Богу в уши, но порой Господь предпочитает не слышать.

– Не факт. Сегодняшний агент запросто может оказаться однодневкой. На следующей неделе он найдёт новый объект восхищения и сделает мне ручкой.

Будто я не знаю, как это бывает! Достаточно вспомнить отборочные игры этой весной.

– Фигня, – заявляет Крис. – Сама судьба постучалась в твою дверь, Рай, так что подними задницу и открой ей!

Я уснула. Или мой добрый старый дядюшка Скотт накачал меня чем-нибудь. Нет, скорее всего, просто уснула. Скотт, конечно, тот ещё подонок, но он подонок с принципами: никаких наркотиков детям и всё такое. Мне ли не знать?! Однажды он приволок в мой детский сад красные ленты [14]и куклу полицейского в полный рост.

Какая ирония!

Лунный свет пробивается сквозь белые кружевные занавески, висящие на вычурном коричневом карнизе. Я сажусь, розовый вязаный плед падает вниз. Подо мной идеально заправленная кровать, я одета в ту же одежду, которая была на мне вечером в пятницу. Кто-то аккуратно поставил мои ботинки на деревянном полу рядом с кроватью. Я бы этого не сделала, находясь даже в твёрдой памяти. Я вообще ничего не делаю аккуратно.

Наклоняюсь, включаю лампу. Тихонько звякают стеклянные висюльки, болтающиеся под абажуром. В тусклом свете в глаза сразу бросается душераздирающе весёленькая розовая краска на стенах. Закрываю глаза, подсчитываю дни. Так, посмотрим. В пятницу вечером я гуляла с Исайей и Ноем и поставила на место красавчика из «Тако Белл». Утром в субботу мама чуть не угодила в тюрьму. В субботу днём Скотт разрушил мою жизнь.

В машине я притворилась спящей, чтобы не разговаривать со Скоттом, но расслабилась и уснула по-настоящему. Видимо, Скотт разбудил меня и перенёс в дом. Вот чёрт. Написала бы себе сразу на лбу: я лузер, помогите кто-нибудь.

Открываю глаза, смотрю на часы, стоящие на прикроватной тумбочке. Пятнадцать минут первого. Воскресенье. Начало воскресенья.

В животе урчит. Я же целый день ничего не ела. Впрочем, не в первый раз. И не в последний. Вылезаю из постели, всовываю ноги в свои псевдоконверсы. Настало время задушевного разговора с дядюшкой Скоттом. Если, конечно, он ещё не спит. Хорошо бы, он уже лёг. Тогда можно будет просто сбежать, тихо и без скандала.

Может быть, я добуду что-нибудь поесть, прежде чем звонить Исайе. Судя по этой комнате, дядюшка должен покупать фирменные хлопья.

В доме чувствовался ни с чем не сравнимый запах новой постройки и свежих опилок. За дверью спальни оказался не коридор, а просторный холл. Гигантская лестница – до сих пор я думала, что такие бывают только в кино, – поднимается на второй этаж. С потолка свисает модерновая люстра. Похоже, бейсболистам неплохо платят.

– Нет…

Женский голос доносится откуда-то из глубины дома. Я слышу, что она продолжает говорить, но уже гораздо тише. Он женился или продолжает бросаться на всё, что движется, как было во времена моего детства? Скорее всего, второе. Я однажды подслушала, как Скотт говорил моему отцу, что никогда не женится.

Иду на звук приглушённых голосов и застываю на пороге огромной гостиной. Вся задняя стена дома – простите, особняка – представляет собой одно огромное окно. Гостиная переходит прямо в кухню.

– Скотт! – в голосе женщины слышится остервенение. – Я на это не подписывалась!

– Месяц назад ты со всем согласилась, – говорит Скотт.

Я чувствую себя отчасти отомщённой. Наконец-то он утратил свою бесящую непрошибаемую невозмутимость!

– Да, но ты сказал мне только, что хочешь снова наладить отношения с племянницей. Согласись, есть разница между налаживанием отношений и вторжением в нашу жизнь!

– Ты не возражала, когда в прошлом месяце я позвонил из Луисвилла и сказал, что хочу забрать её к нам.

– Это было после того, как ты сказал, что она сбежала! – огрызается женщина. – Я же не думала, что ты её найдёшь! Когда ты рассказал, в каком гадюшнике она живёт, я решила, что она пропала с концами. Она же преступница! Неужели ты думаешь, что я могу чувствовать себя в безопасности, живя с ней под одной крышей?

Её слова переворачивают всё у меня внутри. Я не такая плохая! Нет, конечно, я не лапочка, но и не такая плохая. Опускаю глаза, осматриваю себя. Джинсы. Майка без рукавов. Чёрные волосы падают на лицо. Какая разница?! Эта женщина ещё не видела меня, а уже решила для себя, кто я есть. Проглотив обиду, я вхожу в комнату и даю волю своему гневу. Да пошла она.

– На твоём месте я бы к ней прислушалась. Я дико опасная.

Увидев их перекошенные лица, я почти перестаю жалеть, что оказалась здесь. Почти. Поджимаю губы, чтобы не расхохотаться над Скоттом. На нём брюки-чинос и рубашка с короткими рукавами. Полная противоположность тому, что он носил во времена моего детства: обычно это были рваные джинсы, из которых торчали трусы.

Женщина совершенно не похожа на девушек, с которыми Скотт встречался в восемнадцать лет. Натуральная блондинка, не крашеная. Худая, но это не измождённая алкоголическая сухощавость, и выглядит неглупой. Неглупой настолько, что, наверное, смогла окончить среднюю школу.

Она сидит перед большим островом посреди кухни. Скотт облокотился на стойку перед ней. Он бросает быстрый взгляд на женщину, потом обращается ко мне.

– Уже поздно, Элизабет. Иди-ка спать, а утром поговорим.

У меня сводит живот, головокружение лёгкой волной обволакивает мозг.

– У тебя есть что-нибудь поесть?

Он выпрямляется.

– Да. Что тебе сделать? Яичницу?

Раньше Скотт каждое утро готовил мне яичницу. Яйца – продукт, одобренный программой обеспечения дополнительным питанием для женщин и детей раннего возраста. Это воспоминание причиняет боль и в то же время вызывает новую волну тёплой дурноты.

– Ненавижу яйца.

– О!

О! Я смотрю, он мастер поддержать разговор.

– Хлопья у тебя есть?

– Конечно.

Он уходит в кладовую, а я плюхаюсь на табурет перед кухонным островом, выбрав место подальше от девушки Скотта. Она уставилась в одну точку прямо передо мной. Ха. Смешно. На расстоянии вытянутой руки от меня – деревянная подставка с арсеналом мясницких ножей. Могу представить, какие мысли проносятся в её гладком мозгу с одной извилиной.

Скотт ставит передо мной коробки с «чериос», «брэн флейкс» и «шреддед вит».

– Ты издеваешься, твою мать?

Где «лаки чармс», чёрт возьми?

– Какая богатая речь, – замечает женщина.

– Спасибо, – отвечаю.

– Это не был комплимент.

– Думаешь, мне не по фиг?