Карен Уайт - Одна среди туманов

Кэрол-Линн иногда помогала мне, выдергивая сорную траву или удаляя засохшие листья, однако бо́льшую часть времени она проводила в одном из садовых кресел, глядя на меня с каким-то странным предвкушением на лице.

Но мне не нужно было напоминать, что второй акт пьесы вот-вот начнется.

Я, кстати, освободила Кору от ухода за мамой и взяла почти всю работу на себя. Я будила ее по утрам и помогала одеться, чтобы в девять утра мы могли позавтракать все втроем. Нам с Томми удалось даже уговорить ее показаться врачу, и тот выписал маме какие-то таблетки, которые должны были немного замедлить процесс потери памяти. Из Интернета я узнала, что это было новейшее и лучшее средство, какое только могла предложить современная медицина. Эта информация помогла мне наконец смириться с тем, что маме уже никогда не станет лучше. Теперь, припоминая свой гнев и досаду, которую я испытала, узнав о ее болезни, я буквально сгорала от стыда. Впрочем, тот же стыд поддерживал мою решимость всеми силами возместить первоначальную холодность, и я старалась сделать все, чтобы мы с матерью могли по достоинству оценить то, что у нас есть – и всегда было, хотя раньше каждая из нас неизменно оказывалась слишком занята собственными проблемами, чтобы это замечать.

В каком-то смысле мы теперь поменялись ролями: я стала матерью, а Кэрол-Линн – моим ребенком. Я считала, что подобное положение вещей стимулирует меня, дает хотя бы какую-то цель, поэтому когда окружающие начали считать, что я намерена остаться, чтобы ухаживать за матерью, я не стала их разубеждать.

Шериф Адамс лично посетил Матильду и выслушал ее рассказ, а потом сказал, что теперь он может со спокойной совестью закрыть дело. Пришли и последние отчеты из криминалистической лаборатории, из которых мы узнали, что при жизни Аделаида Уокер была пяти футов и семи дюймов ростом, что она весила около ста тридцати фунтов и что левая нога у нее была чуточку короче правой. Никаких следов, позволявших определить причину смерти, на костях обнаружено не было, но мы в этом уже не нуждались – мы и так знали, как она умерла. Впрочем, когда шериф позвонил мне, чтобы сообщить об окончании расследования, я не испытала ни удовлетворения, ни чувства завершенности. Тем не менее этот звонок подвиг меня приобрести в ближайшем питомнике саженец кипариса, который я и привезла домой в багажнике своего «Ягуара».

Я звонила Кло почти каждый день и каждый раз оставляла голосовые сообщения. Со временем я настолько наловчилась отделять важные новости от второстепенных, что успевала уложиться в те две минуты, которые отводились на каждое сообщение, так что перезванивать, чтобы что-то добавить, мне почти не приходилось. Мои сообщения представляли собой что-то вроде коротких путевых заметок, в которых я рассказывала Кло, как поживают растения на ее грядке и что поделывает Снежок (не умолчав о том, как я плакала, когда пришлось делать ему положенные прививки, и как смешно он выглядел, когда после стерилизации я привезла его домой в защитном воротничке). Заодно я сообщила девочке, что никакого микрочипа у пса нет и что на расклеенные мною объявления никто не откликнулся. Еще я рассказывала ей о Кэрол-Линн и о том, как она время от времени припоминает разные вещи из прошлого. Так, однажды мама ни с того ни с сего вспомнила, что в детстве москиты всегда кусали меня, а Томми облетали стороной, и что когда мне было четыре года, я нарядилась на Хэллоуин в костюм Дороти из «Волшебника страны Оз» и отправилась по соседям выпрашивать угощение.

Я не знала, прослушала ли Кло хотя бы одно из моих сообщений, но продолжала звонить и… надеяться. Правда, согласно судебному запрету, даже звонить мне не полагалось, но про себя я давно решила, что если Марк потащит меня в суд, я обязательно расскажу, как он оставил дочь со мной почти на месяц, а сам укатил в свадебное путешествие. Интересно, что тогда скажет судья?..

Снежок повсюду ходил за мной, и я была рада, что он составляет мне компанию. Теперь, когда я сама ухаживала за мамой, Кора приходила к нам всего на два часа в день, а Томми либо работал в мастерской, либо проводил время с Кэрри Холмс и ее детьми. В подвесных горшках на веранде пышно цвели яркие цветы – мысленно попросив прощения у Бутси, я купила рассаду в оранжерее, а себе поклялась, что на будущий год непременно посажу свои собственные растения. Кроме того, я собиралась заняться ремонтом дома, который со времени смерти Бутси успел обветшать. Стены нуждались в покраске, причем краска обязательно должна была быть желтой; иным я наш дом просто не представляла. Необходимо было также поправить и прочистить сточные желоба и трубы, заменить несколько подоконников и починить крышу, которая протекла аккурат над спальней Кло. В глубине души я была рада, что у меня нашлось столько дел и что мои дни до краев заполнены хлопотами и суетой. Остановиться и снова впасть в безделье мне было страшно, потому что тогда я бы снова начала думать о Кло и переживать, что ее нет рядом.

Каждый вечер Снежок выходил на переднюю веранду и лежал там до наступления темноты, неотрывно глядя на подъездную аллею. Он как будто ждал, что Кло вот-вот вернется, и какое-то время спустя я тоже стала сидеть с ним, оставляя маму перед телевизором, настроенным на одно из вечерних шоу, которые, похоже, нравились ей больше, чем новости или художественные фильмы. Правда, я старалась смотреть куда угодно, но только не на дорогу, однако стоило мне хоть на время утратить над собой контроль, и мои глаза сами поворачивались в ту сторону, ища в сгущающихся вечерних сумерках хрупкую фигурку двенадцатилетней девочки в черных джинсах и с огромным чемоданом.

Вечером в последние выходные июля мы со Снежком по обыкновению сидели на веранде, безнадежно ожидая чуда. Солнце давно зашло, и я поднялась, чтобы идти в дом, как вдруг услышала шум автомобильного мотора. Снежок тоже насторожился и приподнял голову, которая до этого спокойно лежала на его передних лапах. Я знала, что это не мог быть Томми – как раз сегодня он повез Кэрри и ее детей в Мемфис на бейсбольный турнир Младшей лиги, но и в возвращение Кло я тоже не верила. Тем не менее я машинально спустилась с крыльца и опомнилась только на кольцевой дорожке. Крепко взяв Снежка за ошейник, чтобы он, чего доброго, не бросился под колеса, я напряженно вглядывалась в темноту, где показался свет фар. Еще несколько секунд напряженного ожидания – и я узнала белый «Форд» Триппа.

– Ты изменила номер телефона или утопила мобильник в болоте? – Это было первое, что спросил Трипп, выбираясь из своего пикапа.

– Ни то ни другое, – ответила я, стараясь скрыть разочарование. – А что?

– А то, что я звонил тебе, наверное, раз двадцать, но ты мне так и не перезвонила.