Наталия Миронина - В ожидании Синдбада

Когда у него в голове перемешались единицы хранения, ревалоризация и реституция, объявили перерыв. Егор встрепенулся и повернулся к дамам-соседкам:

– Вторая часть будет такая же обширная, вы не в курсе?

– Надеемся, что нет, – закокетничали они в ответ, – иначе мы не выдержим!

– Будет всего один докладчик. Его всегда на закуску оставляют. Но слушать интересно.

– А вы участники, правильно я понимаю? – Егор улыбнулся.

– Да, – женщинам нравилось внимание молодого человека, отлично говорящего по-русски, но чем-то неуловимо напоминающего иностранца.

– Тогда скажите, сегодня последний день работы?

– Совершенно верно, завтра все уезжают.

– Спасибо, понятно, – Егор встал, – надо домой позвонить, думаю, что минут пять у меня есть.

– Конечно, конечно.

Он вышел в вестибюль и оттуда набрал номер матери. Мария Александровна откликнулась сразу:

– Как дела в Варшаве?

– Где? – опешил от неожиданности Егор.

– В Варшаве? Как там погода сейчас?

– А, да, – опомнился сын, – погода так себе, но, если честно, я ее даже не заметил, эту здешнюю погоду. Очень много дел. Ты скажи, как себя чувствуешь? Как давление?

– Жаль, что ты не хочешь рассказать мне про Варшаву, – весело заметила мать, – а давление – в норме. Тебя когда ждать домой?

– Скоро, мам, скоро. Но я ведь только вчера улетел.

– Я поняла, работай. Удачи тебе.

Послышались гудки, Егор вздохнул с облегчением – он думал, что разговор будет сложнее. Взглянув на часы, Бестужев вышел на улицу. Там звенела весенняя красота – солнце, ветерок, первые листочки, от канала тянуло водорослями. Егор задрал голову и прищурился – это движение ему напомнило юность. Егор спустился по ступенькам и пошагал в сторону Михайловского театра. Площадь Искусств была заполнена туристами. Несколько автобусов разворачивались около стоянки, цепочка школьников растянулась на пол-улицы, и Бестужев с ходу в ней запутался.

– Ой, простите, ой, извините! – заверещали вокруг, и Егор отступил. Он повернул опять к музею и ускорил шаг – по всей вероятности, перерыв закончился.

В зал он вбежал, стараясь ступать бесшумно, но, к его удивлению, трибуна оказалась пустой, только за столом «президиума» сидели люди и тихо переговаривались. Зал перешептывался.

– Я не опоздал? – спросил Егор у соседок.

– Вы – нет. Опаздывает докладчик. Последний. Так сказать, итог всех мероприятий.

– Ну, наверное, сейчас будет! – отдышался Егор.

– Очень надеемся. У нас еще планы – все-таки последний день, завтра уезжаем, – поделились соседки.

– Уже завтра?

– Да, на этот раз мы пробыли достаточно долго в Питере – программа обширная, – возразили ему и принялись рассказывать о том, где они побывали. Егор слушал и пытался отыскать в этой информации что-нибудь полезное для себя.

– О, как интересно, – вежливо наконец сказал он, оглядывая зал. Люди проявляли нетерпение. Докладчика по-прежнему не было.

– Что-то не спешит… – начал Егор, но в это время в зал вошла пара. Женщина, стриженная под мальчика, и высокий интересный мужчина. Женщина шумно подошла к трибуне и, наклонившись к микрофону, произнесла:

– Прошу извинить меня за опоздание! Постараюсь короче изложить свои мысли и никого не задержать.

Женщина сняла пальто и скинула его на руки подоспевшей девушки. Потом она открыла свою сумку, заглянула туда, секунду помолчала, а потом, не удержавшись, махнула рукой.

– Итак, сегодня на нашем итоговом совещании я хотела бы затронуть тему, которая касается практически всех музейных работников, независимо от статуса, ранга и того положения, которое занимает их учреждение. Я хотела бы затронуть проблему актуализации наследия и тех направлений, которые позволительны в современных условиях.

Пока женщина говорила вступительное слово, мужчина, с которым она вошла, окинул взглядом зал и занял близкое к Егору свободное место.

Егор узнал ее сразу. Несмотря на короткую стрижку, худобу и двадцать с лишним лет, которые минули со времени их последней встречи. Он узнал ее походку, поворот головы и манеру сцепить руки за спиной, словно школьница у доски. Егор удивился тому, как она мало изменилась. У нее горели глаза, естественный румянец заливал ее щеки, заметно, что эту женщину что-то несет по жизни – что-то очень сильное и доброе. «Вряд ли ее жизнь легка. Так не бывает, чтобы все было хорошо. Но, глядя на нее, можно запросто поверить в счастье. Удивительно, но она стала лучше, чем была. Решительнее, что ли. Нет, не так. Она довольна собой. Она – не сомневается, она радуется!» – думал Егор, и ему стало жаль, что он практически скрывался от этой женщины двадцать лет. Подавить в себе чувство вины не составляло труда, поскольку Ника своим видом не могла служить укором. На ней не было печати женского одиночества, неуверенности, беды или неудачи. Сейчас она казалась образцом благополучия. Егор с удовольствием смотрел на нее, но…

Но в глубине души признавался, что свободен от нее. Свободен от прошлого. Даже когда она появилась на трибуне и у него что-то екнуло в груди, даже тогда он знал, что прошлое осталось в прошлом. «Зачем тогда я сюда приехал? – спросил он себя и тут же понял: – Поблагодарить. Передать спасибо Калерии Петровне».

И вдруг появилась легкость. Ему не надо извиняться за свое положение, свое богатство, не надо доказывать, что добился всего этого он сам, своими руками и горбом. Одного взгляда на Нику хватало, чтобы понять – она мыслит категориями точно такими же, что и он, несмотря на неравенство их банковских счетов. От этого соответствия все стало чрезвычайно просто. «Я обязательно подойду к ней. Во-первых, надо передать подарок Калерии Петровне!» – подумал он, и это конкретное дело окончательно убедило его в правильности этой неожиданной поездки. Егор поудобнее устроился в кресле и стал внимательно наблюдать за Никой.

Выступала она часто, поэтому очень скоро почувствовала удовлетворение – она со всем справилась, заинтересовала людей, ее слушают внимательно, а главное, в зале тот, из-за которого она опоздала. Как здорово, что есть такой человек!

Ника отыскала глазами Кочетова, который слушал ее улыбаясь. «Он такой хороший!» – подумала Ника, машинально перевела взгляд на соседей Кочетова и почти потеряла дар речи.

– Думаю, все согласятся, что все это время мы потратили не зря. Мы выработали общие направления, которые нам позволят двигаться к нашей основной цели. К музею – как учреждению не только научному, но объекту современной повседневной жизни. Объекту привычному и близкому, – вдруг выпалила Ника и сошла с трибуны.

В зале повисла тишина, а потом раздались громовые аплодисменты – все уже хотели разойтись и отправиться по своим делам. Как-никак последний день в Питере. Ника присела на первом ряду, к ней подошли организаторы: