Евгения Ливина - Полет в Нифльхейм [СИ]

Лада понятливо кивнула, но в ее глазах мелькнуло сомнение и она с трудом подавила вздох скепсиса. Она была слишком утомлена, чтобы пытаться доказать правоту своих убеждений.

Олег сразу узнал Ладу, хотя она была одета, как обыкновенная монашка: в темное пальто и платок. Она остановилась перед его машиной и посмотрела на нее испуганными глазами. Это была машина Влада, она сама отдала ее его брату, но теперь... как будто увидела привидение. Лада села рядом и обернулась назад, чтобы в последний раз взглянуть на монастырь. Кованные ворота все еще были приоткрыты и выглядели, как эффектный элемент всего архитектурного ансамбля. Этот подмосковный монастырь мог бы быть образцом монашеской жизни и монастырского уклада и она пожалела, что не смогла понять всего смысла пребывания здесь и остаться в общине. БМВ медленно отъехала и белоснежный комплекс исчез из вида. Лада была рада встретить Олега; он единственный из ее родных и друзей не отговаривал девушку пожить здесь, а теперь не будет упрекать и досаждать своими умозаключениями на счет ухода.

- Что теперь собираешься делать? - спросил он, когда она повернулась.

- Наверное, поживу на даче какое-то время. А в квартиру пущу жильцов, заодно подзаработаю.

- Тебе нужна машина, пока будешь жить на даче.

- Да, не помешала бы, но сейчас у меня нет свободных средств.

- Забирай свой Джип.

- Джип Cherokee? Влад отдал его тебе?

- Да, у меня тогда не было машины и он подарил мне его. Ты же отказалась. Тебе он все еще нравится?

- Конечно, - Лада обрадовалась. Эта машина, купленная ей в подарок, служила сладким воспоминанием о муже, которого она уже не увидит, но можно почувствовать его присутствие в его вещах, понять его мысли и настроение, отпечатавшиеся навсегда в его поступках.

Тонкий слой белой снежной пелены покрывал поля зеленеющей травы и задерживался на опущенных ветвях лиственниц, трепещущих на морозном ветру вместе с облетевшими березами. Вода в Волге была как никогда черной и быстрой; ее ровное движение разбавляло монотонность однообразного пейзажа поздней осени. Лада отошла от окна и бросила на подоконник кисть с успевшей высохнуть краской. На чистом полотне было всего пару мазков, которые не выдавали ни намека на замысел автора. Как она не пыталась себя заставить что-нибудь изобразить, ничего не получалось - у нее не было ни вдохновения ни особого желания рисовать.

Она включила телевизор: те каналы, которые не были заняты очередными новостями о мировом кризисе и его обсуждением с активным поиском виноватых, показывали знакомые всё лица - широкое улыбчивое лицо Николая Баскова сменялось худощавой фигурой Галкина, в образе какого-нибудь светского персонажа. Не дослушав русской-народной песни с веселыми гиками и красочным мельканием перед экраном, она выключила телевизор и убрала пульт на полку. В буфете за стеклом, за жестяными банками с чаем и наборами специй, стояла бутылка бренди и, казалось, наблюдала за ней. Лада помнила: еще одна в шкафу в спальне, но уже окончательно забыла, как приехав, расставила их. На столе появился стакан и кое-что из закуски.

За окном плыли хмурые тучи, небо переливалось свинцом, а в комнате было тепло и комфортно; сладкая, коричневая жидкость в стакане приносила ощущение летней утомленности. Приглашала задуматься о насущном, но посмотреть на вещи совсем под другим углом; вспомнить прошлое и уловить в нем новые оттенки. Время шло, бутылка пустела. Жизнь казалась все более и более бессмысленной. Судьба слишком громкое название для того, что происходит с рождения до смерти; этот период лишь череда случайностей и странностей, которые не подаются анализу.

«А ведь они не любили меня, ни Влад, ни Игорь», - думала Лада, - «Игорь любил море, но он бы не узнал, что это такое, если бы я не придумала перебраться в Калининград. Ему не нужно было ничего, кроме этой лодки, чтобы быть там... быть в море. Он даже не стал за меня бороться. Он - такой вечно гордый, честолюбивый, смог отдать меня какому-то почти нищему журналисту. Как же он любил меня? А, Влад... он, вообще, любил все что угодно, кроме меня. Единственное, что доставляло ему радость - его статьи. Меня не было в его мыслях. Это истина, мне надо бы смириться. Я любила их, я тратила на них свои эмоции, отдавала им свою жизнь, а они просто были со мной рядом». Она обхватила рукой горло бутылки и уперлась лбом в сложенные пальцы.

Лада проснулась рано от жажды. Обе бутылки стояли на столе в окружении оберток от конфет и крошек печений. Она допила остатки чая и взяла ключи от машины.

Джип резко остановился у магазина ближайшей деревни, перекрыв выезд нескольким машинам, и девушка неровными шагами зашла внутрь. Изумленные покупатели посторонились и позволили ей сделать покупки без очереди. Выбор алкогольных напитков не вызывал ощущений восторга и Лада была вынуждена остановиться на московском коньяке и водке. Она купила несколько бутылок (тут же забыв это число), кое-какие продукты и уехала обратно.

Лада стояла в табачном дыму перед картиной и пристально смотрела на полотно. В одной руке у нее застыла кисть, а в другой в стакане плескался коньяк, который она периодически отхлебывала, после завершения какой-нибудь линии. Пепел с сигареты уже начал осыпаться ей на одежду и она выкинула окурок в тонкую щель приоткрытого окна.

«Я все понемногу начинаю понимать: меня никто по-настоящему не любил. Игорь был всегда погружен в работу, а потом, когда не стало целей и планов, его внимание переключилось на путешествия по морям. Он жил в свое удовольствие. Он не вспоминал обо мне. Да, он даже не опомнился, когда я ушла. Влад, вообще, - странная история. Все, что у него на уме, можно прочитать по лицу. А там не так уж много: зарисовки статей, новинки автопрома, природа, «которая заставляет его изумляться и понимать этот мир». В общем, это его цельная натура. А я? Где же я? Почему же я его любила?» - она размышляла, облокотившись на подрамник и болтая жидкость в стакане.

Так прошло несколько дней, пока однажды Лада не проснулась с головной болью. За это время она успела нарисовать несколько картин и они сразу бросились ей в глаза, когда она встала с кровати. «Это что за мазня?» - подумала она, пристально вглядываясь в полотна. Она со злостью стала сдирать картины с рамок и рвать их в клочья. Вскоре на полу образовалась куча разноцветных клочков, шуршащих под ногами. Лада стояла в центре и удивленным взглядом смотрела на свое творчество. Ноги подкосились и она неловко упала, уперлась руками об пол и расплакалась. «Что же это со мной? Что же это я думала? Как мне могло прийти в голову, что они меня не любили? И Влад и Игорь любили меня. Я все время старалась как-то переделать их. Я смеялась над Игорем, над его деловой хваткой, над азартом в бизнесе, я разрушила все его перспективы, а он мог бы достичь еще большего. И в результате он нашел себя в другом деле и поменялся. Я заставила его поменяться. Также, как и Влада. Он жил в своем фантазийном мире, а я начала опускать его до реальности, заставлять научиться вести дела и, наконец, начать работать. У него вышло неплохо, он смог интегрироваться в эти изменения, оставаясь таким же как и был. Они любили меня, каждый по-своему, но оба одинаково сильно. И мне теперь не хватает этой любви. И я не могу свыкнуться с тем, что случилось, с тем, что я одна. А я ведь так и не простила Влада. Мы расстались навсегда... а он теперь не узнает, что я хотела простить его. Это непоправимо. И я уже никогда ничего не смогу изменить. Он говорил, что Игорь простил меня за то, что я его бросила. Но его самого я так и не успела простить. Он никогда не узнает, что я хотела все вернуть». Продолжая плакать, она потянулась за бутылкой, содержимое которой приветливо булькнуло и сверкнуло отражением лампы с потолка. Итак, стиль ее мышления поменялся, но образ жизни остался прежним. Понимая, что все это ведет к болезни, она не могла отказаться, эта привычка помогала справиться с дурными мыслями и почувствовать себя спокойней.