Уинтер Реншоу - Ройал

Она напоминает мне куклу Братц, красивую, по ее собственным меркам, но выглядящую так, словно ею играли слишком долго.

Остановившись и поправив ремешок сумки, перекинутый через плечо, я смотрю немного пристальней.

Я знаю, что видела ее раньше...

Женщина призывает подойти ближе. Ее колено согнуто, нога прижата к баку с пропаном.

— Простите, я вас знаю? — спрашиваю я, подходя ближе. Взглянув на заправку, я вижу, как Ройал хлопает наличными по прилавку и спешит выйти.

— Ты меня не знаешь, нет, — она вытаскивает из-за спины зажженную сигарету, стряхивая пепел на тротуар, и медленно двигается. Серый дым вьется перед ее лицом, и она смеется. — Но у нас есть что-то общее.

Прищуриваясь, я качаю головой.

— О чем ты говоришь?

Ройал выбегает из дверей с бутылкой вина под мышкой.

— Какого черта ты здесь делаешь, Пандора? — говорит он резко.

Она еще раз затягивается и делает пару шагов к нему, выдыхая дым ему в лицо.

— Разве ты не знаешь? — она ухмыляется. — Что мне не разрешается находиться в Глиддене, или ты думаешь, что твой чертов член слишком хорош для меня? Теперь бегаешь с этой богатой сукой, поэтому не можешь увидеться со мной?

— Ройал, о чем она говорит? — я приближаюсь к нему.

— Это дочь моего босса. Пандора, — он стискивает зубы, когда произносит ее имя, и следит за каждым ее движением. — Мы иногда... тусовались. В свободное время.

— О, — говорю я. — О.

Вот где я ее видела. В автомастерской на прошлой неделе.

Она не похожа на ту женщину, которую я представляла себе рядом с Ройалом в те годы. На самом деле, она полная противоположность тому, что я себе представляла.

Хотя я не буду судить его. Округ Рикстон небольшой. Все умные, красивые и амбициозные девочки всегда переезжают на Манхэттен.

Ройал берет меня за локоть и кивает в сторону машины.

— Поехали, — говорит он.

Пандора морщит нос, бросает сигарету и достает из сапога бумагу и табак своими пальцами с облупившимся лаком.

— Ты знаешь? — Пандора смотрит прямо на меня.

— Что знаю? — спрашиваю я.

Ройал уводит меня от нее. Но она следует за нами.

— Ты знаешь, что он насильник? — кричит Пандора нам вслед. Мужчина, направляющийся внутрь заправки, останавливается, оглядывается, а затем продолжает идти. Женщина, заправляющая машину, делает шаг в сторону своего седана. — Это правда. Твой маленький рыцарь в сияющих доспехах — гребаный извращенец.

В ушах звенит, и я не могу заставить себя посмотреть на Ройала.

Насильник?

Его руки исследовали каждый сантиметр моего тела. Я чувствовала его член внутри. Его рот, пальцы, язык…

Мой желудок скручивает в узел, и я чувствую, как его содержимое спешит наружу.

Не говоря уже о том, что быть связанной с насильником — это самоубийство в карьере, когда ты учитель начальных классов. Никто, и я имею в виду — никто — не захочет, чтобы учитель их ребенка трахался с насильником.

На мгновение мое отвращение исчезает, и все приобретает красный оттенок. Голова кружится, сердце вырывается из груди. Я дрожу, но не боюсь.

Я в ярости.

Неудивительно, что он не хотел, чтобы я узнала.

Неудивительно, что он утаивал. Отвлекал. Оттягивал этот разговор.

Неудивительно, что мои родители не хотят иметь с ним ничего общего.

Мой разум наполняется всякими отвратительными, больными и ужасными предположениями, которые только может придумать, и мои ноги заплетаются, когда он ведет меня к своему «Челленджеру» и открывает дверь.

— Садись, Деми. Я все тебе расскажу.

Ройал

Семь лет назад

Я еду по шоссе в своем грузовике, на север к Сент-Шармейн, где моя пятнадцатилетняя сестра-подросток тратит большую часть своих дней на всевозможные неприятности.

В последний раз, когда я видел Мисти, она была под кайфом и демонстрировала самодельную татуировку с изображением креста, которую ей набил один из ее приемных братьев. Мы даже не религиозны, но она утверждала, что у нее были видения.

На следующей неделе я узнал, что ее исключили из школы.

Через неделю после этого ее задержали за кражу косметических принадлежностей и презервативов из местного магазина «Уолмарт». (Прим.: американская компания-ритейлер, управляющая крупнейшей в мире розничной сетью, действующей под торговой маркой Walmart) . Менеджер магазина отпустил ее, но она заработала себе пожизненный запрет на посещение всей сети.

Она потерянная душа, и я не могу винить ее.

Она выросла, никогда не зная любви родителей. Не имея ориентиров, границ и ожиданий. Рядом с ней никогда не было такой семьи, как Роузвуды, которые приняли бы ее и относились к ней, как к своей.

Я знаю, что, черт возьми, я не был бы тем, кто я есть сейчас, если бы не Роузвуды. Они больше остальных были похожи на настоящую семью, которую я когда-либо знал.

Открыв окно, я позволяю ветру овевать мое лицо и мельком смотрю вниз, чтобы проверить свой телефон. Я не мог связаться с ней с тех пор, как получил от нее сообщение с просьбой о помощи.

Мисти связывается со мной только тогда, когда у нее возникают проблемы, и она нуждается в том, чтобы я выручил ее. И как ее старший брат, у меня нет выбора. У нее есть только я.

Больше никого.

Государство подвело ее, хотя никто не признает этого.

Она — одна из одиннадцати приемных детей в детском доме домашнего типа в Сент-Шармейне, и приемных родителей она не волнует, так же как и то, что она делает. Она поздно возвращается домой, будучи похожей на смерть, и они ей ничего не говорят.

Они благополучно проходят инспекции и визиты соцработников — и это все, что имеет значение.

Между тем, они сидят сложа руки и пользуются всеми преимуществами, которые им нужны. Деньги, которые должны были пойти ей на пропитание и жилье, она даже не видит. Она не должна быть такой худой, как сейчас, и она не должна носить мужскую одежду из департамента юниоров «Сирс».

Мисти рассказала мне, как она большую часть времени проводит у своей лучшей подруги, Сиары, дома. От ее отца, Рика, по моему телу бегут мурашки, но Мисти сказала, что он обращается с ней как папа. И она использовала это слово. Папа. Словно она в гребаном детском саду.

Рику не хватает нескольких зубов, его повседневная одежда состоит из дырявых джинсов и майки, а обветшалое дерьмо, которое он называет домом, наклонено влево, и краска отрывается от сайдинга тонкими изогнутыми полосками. Во дворе больше грязи, чем травы, а крыша провисает посередине. Я не могу заботиться о его дерьме, но, по крайней мере, благодаря ему моя сестра сыта и находится в окружении понимающих людей, и это больше, чем кто-либо другой из Сент-Шармейн когда-либо делал для нее.

Сегодня Мисти послала мне сообщение о помощи, когда мы с Деми возвращались с прогулки. В тексте было лишь наше секретное кодовое слово: ФЕВРАЛЬ. Февраль — это месяц, когда нас забрали от Моны и разлучили, и, как кодовое слово, февраль — это наш способ сказать: «Ты мне нужен. Это срочно».