Уинтер Реншоу - Ройал

Я отстраняюсь и подношу руки к глазам, вытирая мокрые потеки. Наши взгляды встречаются, и все эти темные чувства, которые испытывала к нему, смягчаются, тают.

— Почему ты думал, что я тебе не поверю? — в моем голосе слышны нотки упрека, но я все еще люблю этого человека, сильнее всех на всем белом свете.

— Тогда мне никто не верил, — говорит он. — Твой отец… — он останавливается, с трудом сглатывая и оглядываясь. — Твой отец был единственным, кому я позвонил, — продолжает он. — Он пришел в участок поздней ночью, успокоил меня. Все было хорошо, пока ему не показали полицейский отчет. И запись. Разорванную одежду. Физические следы. Он прочитал заявление моей сестры и Рика, в котором утверждалось, что я пытался изнасиловать свою сестру, и что Рику пришлось оттолкнуть меня от нее и выгнать из дома. Очевидно, у них было время подготовиться, когда я ушел…

Я прижимаю дрожащую руку к губам.

— Моих слов оказалось недостаточно для твоего отца, — говорит Ройал. — Он сказал, что дело против меня слишком серьезное, улики неопровержимы. Он не верил мне. Сказал, чтобы я работал с адвокатом, назначенным судом, и никогда больше не приходил к тебе и остальным членам семьи. Я никогда в жизни не чувствовал себя бо́льшим куском дерьма, чем тогда.

— Но ты ничего не сделал.

— В точку.

Я переплетаю наши пальцы, крепко сжимая.

— Я ничего не имею против твоего отца, — говорит Ройал. — Улик против меня было достаточно, и он просто думал о своей дочери. Не могу сказать, что поступил бы иначе, будь я на его месте, но, черт возьми, это был худший день в моей гребаной жизни, Деми.

Я наклоняюсь к нему и прижимаюсь щекой к его груди, вдыхая запах его рубашки и положив ладонь на его теплую щеку.

— Мисти и Рик, — говорит он. — Они подставили меня.

— Ты пытался рассказать полиции, что на самом деле произошло?

— Конечно. Они мне не поверили. С той секунды как надели на меня наручники, они относились ко мне так, будто я был виновен, и каждый раз, когда я рассказывал, что случилось, они смотрели на меня прищуренными глазами. Вряд ли что-то записывали.

— Что сказал твой адвокат?

— То же самое, что и твой отец. Улики против меня были неопровержимы. Он сказал, что если мы пойдем с этим в суд, я не смогу выйти свободным человеком. У них были признаки нападения, мои ДНК под ее ногтями, обвинение и два свидетеля. У меня не было шанса. Меня ожидали семь лет за решеткой и пятнадцать лет условного срока. Вот почему я согласился на сделку. Я отсидел два с половиной года из пяти лет лишения свободы и должен регистрироваться в качестве правонарушителя еще десять лет.

— Боже, Ройал.

— Да. Так. Вот что я пережил за последние семь лет.

— Так вот почему тебе было так некомфортно с Мисти.

— Некомфортно? Да. По меньшей мере.

— Она знает правду? Разве ты не можешь заставить ее пойти в полицию и признать, что она солгала? Как насчет Рика?

— Рик умер несколько недель назад. И Мисти никогда не признается в том, что сделала что-то не так. На днях она сказала мне, что «пережила» все случившееся со мной, и мне тоже нужно.

— Ничего себе…

Я смотрю на этого человека, на этого прекрасного человека с такой прекрасной душой и с присущей ему прирожденной добротой. Сердце, которое бьется у него в груди, больше и лучше, чем у кого-либо другого.

Ройал не заслуживает этого позорного прозвища.

Он не преступник.

Ройал

Боже, как здесь жарко. Это гребаная сауна. Я задыхаюсь здесь.

Выйдя из машины, я приветствую холодный воздух и расстегиваю куртку. Спрятав руки в карманах, я прислоняюсь к капоту и смотрю на пустую прачечную передо мной.

Слышится щелчок, закрытие пассажирской двери и шаги, приближающиеся ко мне. Деми скользит руками под мою куртку, оборачивая их вокруг моей поясницы, и прижимается лбом во падину ниже подбородка, что идеально соответствует ей.

— Я был чертовски напуган, Деми, — говорю я горько. — Из всего того ужасного, что произошло, находиться вдали от тебя было наихудшим.

Она обнимает меня крепче.

— А когда я вышел? И увидел тебя счастливой с другим мужчиной? Черт, это убило меня. Это все равно, что снова потерять тебя. Ты жила дальше, а я застрял, переживая лучшие дни в моей жизни. Тебе было лучше без меня, и у меня не было ничего, кроме кучи воспоминаний.

Деми поднимает свой взгляд ко мне, наморщив лоб.

— Я не была счастлива, Ройал, — говорит она.

С неба падают снежинки, и Деми дрожит, прижимаясь всем телом ко мне, чтобы не замерзнуть. Подняв ее лицо за подбородок и опустив голову, я прижимаюсь к ее сладким губам влажным поцелуем.

— Черт возьми, я так тебя люблю, — произношу я между нежными поцелуями, пальцами зарываясь в ее темные волосы.

— Я тоже тебя люблю.

Я целую ее снова и снова, мои губы украшают каждый сантиметр ее шеи горячими отметинами, которые испаряются в холодной ночи.

— Куда мы пойдем? — спрашиваю я.

Ее ресницы трепещут под весом крошечных снежинок, когда она смотрит в темное окно моей квартиры.

— Давай зайдем внутрь, — рукой она скользит вверх по моей спине к шее, и приподнимется на носочки, чтобы прижаться своими губами к моим.

Я накидываю свою куртку на ее плечи, и мы направляемся внутрь. Когда мы поднимаемся по узкой лестнице к моей квартире, Деми расстегивает пряжку моего ремня, а я вжимаю в кулаке ее волосы. Кажется, она собирается оседлать меня прямо здесь, в коридоре.

Она поднимает голову, снова целует меня и скользит рукой по моим штанам. Мы натыкаемся на дверь квартиры, и я уже близок к тому, чтобы ее выбить, когда ключ застревает в замке.

Захлопнув за собой дверь, я беру Деми на руки и укладываю ее посреди своей неубранной кровати.

Она то улыбается, то хмурится, словно не уверена, чем это будет — глупой затеей или способом, показывающим, как сильно она все еще любит меня, и доказывающим, насколько она мне верит.

Нависая над ней, я снимаю с нее рубашку, мой член пульсирует и болит каждый раз, когда она извивается подо мной.

— Я люблю тебя, — в ее словах слышится потребность, в голубых глазах читается сладкая просьба. — Я так тебя люблю, так сильно.

Языком прохожусь по изгибам ее живота к кружевным чашкам ее лифчика. Отодвигая их в сторону, я беру ее розовые соски в рот, один за другим. Каждый сантиметр этой женщины, внутри и снаружи, вызывает привыкание. Каждый ее сантиметр был создан для меня.

— Я так тебя люблю, черт возьми, что от этого больно, — я выдыхаю свои слова в ее атласную кожу.

Деми цепляется за меня, прижимая ближе к себе, и наши губы встречаются в жадном, ненасытном поцелуе.

И когда я смотрю в ее глаза, я знаю, что она моя.

В этот раз навсегда.

Ничто не сможет нас разлучить. Я не позволю.