Клари Ботонд - В садах чудес

Михал пожал плечами и улыбнулся. Улыбнулась Кларинда.

— Теперь один простой вопрос! — Жигмонт обернулся и глянул на Кларинду, указав на нее рукой. — Я знаю, что Маргарета была прекрасной наездницей! Сюда она, конечно, приехала тайком. Значит, ей не было смысла оставлять лошадь в деревне. В конюшне тоже нет ее лошади!

— Она могла в пути сменить лошадь, — робко сказала Ивана.

— Не могла, — Жигмонт покачал головой. — Это не игрушка, а живое существо, любимое притом! Где же лошадь Маргареты?

— Привязана у старой коновязи на заброшенном пастбище, — произнесла Кларинда ровным голосом. — Там и вода для нее, и корм.

— Верю! — Жигмонт кивнул. — А теперь я хочу знать, что же все-таки произошло?

Этот вопрос был задан именно Кларинде.

Она осторожно отвела руки Иваны, выпрямилась и заговорила все тем же ровным, без всякого выражения, голосом:

— Маргарета — моя сестра. Мы — близнецы. В детстве нас и вправду разлучили. Она приехала сюда тайком и встретилась со мной. Мы говорили ночью, в моей спальне. Многое вспомнили, а о многом я узнала впервые. Мы поссорились. Мы грубо набросились друг на друга, такая жестокость свойственна женщинам. Я толкнула Маргарету. Она упала и ударилась о выступ камина. Я наклонилась над ней. Но она уже была мертва. Я не хотела убивать ее. Правда — не хотела. Это случайность.

— Это — вся правда? — спросил Жигмонт.

— Это — моя правда о смерти моей сестры, — отвечала Кларинда. — Каждый из нас знает и какую-то другую правду.

— Надо, чтобы каждый из нас рассказал свою правду! — внезапно воскликнула Ивана.

— А ты не боишься? — теперь Жигмонт смотрел на девушку. — Встреча наша — случайна. А то, что принято называть «правдой», это ведь почти всегда нечто не очень приятное! Впрочем, я охотно расскажу о себе. Теперь, после смерти Маргареты, я снова хочу изменить свою жизнь, и, должно быть, скоро покину эту страну!

Кларинда кусала губы.

— Ты предлагаешь начать с тебя? — спросил Михал.

— Нет. Я полагаю, мой рассказ слишком смутит всех. Лучше приберечь его к концу! А начать хорошо бы с человека, чья правда, наверняка, проста и скромна — с Чобы!

— Я готов! — сказал старый слуга.

Жигмонт сидел на постели рядом с мертвой Маргаретой. Михал пристроился на широком подоконнике. Кларинда и Ивана сели на стулья у стола. Мария так и осталась сидеть на полу, поджав ноги под платьем. Сидевший рядом с ней, тоже с поджатыми ногами, Чоба хотел было встать, но Жигмонт махнул рукой.

— Рассказывай сидя. Так тебе будет удобнее!

— Моя правда и вправду больно проста, — начал Чоба. — Мы с Марией из одной деревни. Деревня наша — далеко, в горах. Мы были еще молоды, когда пришли в город — наниматься в услужение. Мы стояли на рынке, в крытой галерее, где обычно и стоят те, кто хочет наняться. Нам повезло. Нас взял в слуги господин из замка Гезале. Здесь, в этой глуши, мы и жили. Отсюда до ближайшей деревни — не рукой подать. Кое-какие слухи до нас доходили. Говорили, что господин сослал в монастырь свою жену, за измену. У него было две дочери. Старшую он будто отдал на воспитание. После она вроде бы вышла замуж, а, может, и нет, но это уже не моя правда, ее расскажут другие. Знаю я еще и правду Марии и простил ей эту ее правду, но пусть она сама скажет, коли захочет! Вот и все! О том, что дочери господина — близнецы, я узнал лишь сегодня!

— Теперь мой черед? — спросила Мария.

Жигмонт кивнул.

— Чоба уже часть моей правды сказал. А то, что он простил, я и это вам открою, раз уж так странно свела час судьба. Много лет я делила с господином постель, это, правда, было. Но он не сделал меня своей доверенной, ничего мне не рассказывал. Был он человек очень уж мрачный, нелюдимый. Всегда ли он был таким, не знаю!

О близнецах и я узнала лишь сегодня. Знаю я и одну тайну госпожи Кларинды, но это уже не моя правда, и пусть эту правду рассказывает та, которой она принадлежит более, чем мне!

Господина Михала я видела прежде и тотчас узнала, когда он приехал в замок с отцом, но и эту правду те, которым она принадлежит более, чем мне, расскажут лучше меня!

Мария замолчала.

— Благодарим тебя, Мария, — спокойно произнес Жигмонт. — А теперь, я думаю, пусть скажет Михал.

Юноша чуть подался вперед.

— Хотите знать мою правду? Я скажу! Хотя рискую показаться глупым, не по возрасту глупым!

— Зачастую глупостью именуют многие проявления душевной открытости, страстности и чистоты! — вставил Жигмонт.

— Нет, отец, моя глупость — самая обыкновенная глупость! Письмо, якобы посланное из Гезале, написал я! Никто, никакой посланный, конечно, не привозил это письмо, я сам запечатал его и отнес в твою комнату!

— Я знал, что это твоих рук дело! — Жигмонт улыбнулся.

— Как ты догадался?

— Я человек невнимательный и не могу назвать себя догадливым, сметливым! Но здесь мог догадаться даже я! Помнишь, я подарил тебе печать?

— О! — Михал покраснел и спрятал лицо в ладони, пригнув голову.

— Да! То самое! Ты запечатал письмо этой печатью! Конечно, ты сделал это вовсе не по глупости, а по рассеянности! Не тем были заняты твои мысли!

— Ты сказал Маргарете? — Михал отнял ладони от лица.

— Нет! Зачем было выставлять тебя в смешном виде! Но теперь я жалею о том, что не сказал! Быть может, все сложилось бы иначе, и сегодня она была бы жива!

— Ты можешь предположить, зачем она поехала тайком в Гезале? Ведь она говорила, что уезжает гостить к своей приятельнице, ты сам проводил ее до большой дороги!

Все молчали, глядя на Жигмонта.

— Теперь я кое-что понимаю! — начал он. — Но это еще не вся моя правда, предупреждаю вас, свою правду я берегу до конца! Итак, Маргарета хотела увидеться с сестрой. Должно быть, она колебалась и все откладывала исполнение этого своего намерения. Но они ведь не виделись с детства и Маргарету можно понять! Узнав о письме, она заволновалась, начала строить предположения, домыслы. Сначала хотела ехать с нами, со мной и Михалом! Затем, видимо, решила, что этого делать не нужно, и поехала в Гезале тайком! Она знала, когда мы собираемся выехать и опередила нас. Но возникает естественный вопрос — зачем понадобилось Михалу писать это странное письмо?

— Я отвечу на этот вопрос. — Михал оперся растопыренными пальцами обеих рук о подоконник. — Когда…

— Прости, что перебиваю тебя — вступил вдруг Жигмонт. — Ведь незадолго до написания письма ты охотился в Гезале, в лесу. И, конечно, письмо связано с этим. И теперь я даже догадываюсь… Но лучше объясни сам, ведь эта правда принадлежит тебе.

— Когда я ехал в Гезале на охоту, я хотел увидеть замок моих предков. Да что говорить, я из-за этого и затеял ехать, а вовсе не из-за кабанов, хотя таких кабанов мало где найдешь — свирепые, как волки!