Клари Ботонд - В садах чудес

И если сравнить портреты Януша Запольи и Мехмеда Нешри, видно, как они похожи! Но, разумеется, в этом нет ничего удивительного, когда…

Якоб Ланг (1900–1948) — немецкий писатель. В конце тридцатых годов вынужден был эмигрировать. Покончил с собой в Нью-Йорке в 1948 году. Автор более двадцати авантюрных и фантастических романов, среди которых выделяются — «Тайна магического знания», «Крыса», «Странная история Мальвины», «Наложница фараона», «Ведьма». Якоб Ланг также является автором нескольких сборников стихов — «Караван», «Рисунок свадьбы», «Видения маленького мальчика», «Книга моей Сибиллы». В 1928 году Якоб Ланг опубликовал научную работу «Частная жизнь древнего египтянина».

Первое утреннее ощущение, когда открываешь глаза, — холод. Тонкое одеяло (впрочем, фрау Минна уверяет, будто оно из верблюжьей шерсти) воспринимаешь как единственную защиту от этого равнодушного холода. Именно равнодушного. Не злого, нет, но равнодушного. Торопишься сжаться в комок, подтянуть к груди руки и ноги. Одна только мысль об умывальном кувшине, наполненном, разумеется, опять же ледяной водой, ужасает. Хорошо бы закрыть глаза и снова заснуть. Но спать уже не хочется. Во рту тошнотворный привкус. Вчерашний коньяк? Если это можно назвать коньяком!

Эти обои — продольные полосы, прореженные ромбами, чуть темнее общего бледно-зеленого фона. И все это вместе — холодный воздух, холодная вода в кувшине, зеленоватая твердость стены, все это почему-то наводит на мысль о стерильном жестком равнодушии больницы. Да, да, да.

Хотя, в сущности, такая квартирная хозяйка, как фрау Минна, разве это не находка? Идеальная чистота, умеренная плата, не досаждает разговорами, советами, расспросами, воспоминаниями о покойных мужьях, и так далее. Он здесь уже два месяца, а ведь он ничего о ней не знает. Кто она? Плотная женщина с этими какого-то стального оттенка, коротко остриженными седыми волосами, с этими равнодушными серыми глазами.

Будильник молчит. В полуприкрытое шторой окно просачивается серый смутный свет холодного городского утра. Еще рано. Часов шесть, наверное. Можно лежать, привыкая к холоду, и думать.

Значит, какова ситуация на сегодняшний день? Тебя зовут Пауль Гольдштайн. Двадцать три года. Университетское образование. Филолог. Диссертация — «Особенности творчества Вильгельма Гауфа как представителя немецкой позднеромантической традиции». Сегодня эта диссертация не нужна никому, и прежде всего — тому, кто ее написал.

История Пауля Гольдштайна — по сути дела, очень обычная история. После окончания университета в Берлине — возвращение в родной Айзенах, где отец считается лучшим практикующим акушером-гинекологом. Но что делать в провинции молодому человеку, пишущему стихи с тринадцати лет? Конечно, в Айзенахе когда-то родился Бах. Но все равно Айзенах — это провинция. И Паулю Гольдштайну там делать нечего. А что делать в Айзенахе Паулю Гольдштайну? Давать репортажи в местную центральную газету в отдел происшествий? Или писать в две другие местные (нецентральные) газеты рецензии на концерты классической музыки в Рококо-зале? И вот Пауль Гольдштайн возвращается в Берлин. Скромное денежное пособие, ежемесячно высылаемое отцом, поддерживает его силы; а несколько научных статей и опубликованные в берлинских газетах заметки дают иллюзию, будто он сам себя содержит.

Как все поэты, чье отрочество пришлось на годы Первой мировой войны, Пауль одержим идеей Апокалипсиса. Об этом, а также о далеких бразильских пальмах повествуют шесть стихотворений Пауля Гольдштайна, напечатанных в одном поэтическом альманахе, в редакции которого Паулю доброжелательно намекнули на то, что фамилия «Гольдштайн» — недостаточно арийская, и предложили придумать псевдоним. И Пауль придумал себе псевдоним — «Кениг». Если «Гольдштайн» — это «слиток золота», то «кениг» — это «король». Звучит достаточно вызывающе.