Клари Ботонд - В садах чудес

Стоя на лестничной площадке, Пауль вынул из кармана пальто записную книжку, полистал, нашел адрес врача. Затем расстегнул пуговицы, переложил книжку в карман пиджака — так надежнее. Он уже отдавал себе отчет в том, что хочет оттянуть визит к врачу. То есть он решил пойти, но будет всячески этот визит оттягивать.

На улице ему стало легче. Он вдохнул полной грудью сырой зимний городской воздух. С минуту наслаждался свободой, он мог пойти куда угодно. Но он знал, что эта свобода — на самом деле — мнимость. Потому что никакого выбора на самом деле не было. Он отлично знал, куда он пойдет.

Он перешел на другую сторону улицы, свернул несколько раз, углубляясь. Вот и арка, вот и подворотня. Все на месте, все реально существует. Вот и дом. Знакомое окно под самой крышей, оранжевая занавеска. Немного поплутав, он отыскал черный ход и начал подниматься по деревянным ступенькам.

У знакомой уже двери его снова охватил страх. Снова захотелось бежать. Но он не дал этому чувству разрастись. Сжал пальцы, легонько постучал кулаком в дверь. Послышались шаги. Снова — мгновенный страх. Дверь отворилась. На пороге стояла пожилая неряшливая женщина с растрепанными грязно-седыми волосами. В одной руке она держала мокрую тряпку. Дверь, ведущая из прихожей в комнату, тоже была открыта. Пауль видел царивший в комнате беспорядок.

Женщина походила на самую заурядную наемную прислугу. Страх прошел.

— Я ищу фройлайн Фосс, — все же Пауль говорил нерешительно. — Регина Фосс…

Услышав ответ, он был даже несколько разочарован. Подсознательно он ожидал совсем другого ответа. Например, что никто здесь не знает Регину Фосс, что никогда она здесь не жила…

— Вы опоздали, — бесцветным голосом произнесла прислуга. Чуть раньше бы пришли. Фройлайн Фосс переехала нынче утром.

— Она не сказала, куда? Не оставила адреса? Ничего не передавала?

— Нет. Съехала и все. Торопилась очень. Да ей просто съезжать, вещей у нее немного.

— А мебель?

— Мебель хозяйская. А вы кто, ее знакомый?

— А что, — спросил Пауль, сам стыдясь своего вопроса, — у нее было много знакомых?

— Вроде бы нет. Я никого не видала.

— Ну что ж. Прощайте.

— До свидания.

Пауль спустился по лестнице, выбрался, миновав арку, на улицу. Что у него сегодня? Ах да, визит к врачу.

Может быть, вначале отыскать Михаэля или Алекса, поговорить о том, о сем, и только потом отправиться к врачу?

Нет, он сделает наоборот. Сначала покончит с врачом, а когда будет свободен, разыщет Михаэля или Алекса.

Пауль вышел на трамвайную остановку и дождался трамвая.

Пока он ехал, начало нарастать раздражение, чувство неудовлетворенности. Хотелось закрыть глаза и не видеть людей и не смотреть на дома и улицы в окне трамвая.

Он добрался до двери с табличкой «Гоц». Прислуга открыла и объявила ему, что доктор Гоц теперь не принимает на дому, только в клинике. Да, и сегодня. Еще можно успеть. Пауль получил от нее адрес клиники и вписал в записную книжку.

Эта неожиданная трудность немного выбила его из колеи. Но переносить визит к врачу на какой-нибудь другой день уже не хотелось. Уже сложилось ощущение, что этот предстоящий визит — некая неприятная повинность, которую непременно нужно исполнить.

Сидя в кресле у двери, за которой шел прием больных, Пауль жалел о том, что не взял с собой ни газеты, ни книги. Смотреть по сторонам, видеть перед собой это обычное помещение перед кабинетом — стол, несколько кресел — все это почему-то раздражало невыносимо.

Из кабинета вышла пациентка. Пауль вошел.

— Не знаю, помните ли вы меня, я сын Якоба Гольдштайна…

Доктор Гоц не помнил его, но отца прекрасно помнил.

— Что же вас беспокоит, молодой человек?

Пауль начал рассказывать о беспричинном раздражении, о перепадах настроения…

— Вы, кажется, литератор?

— Да. («Я только что сказал ему, кто я, — подумал Пауль. — И вот он уже не уверен в том, что я ему действительно говорил это».)

— Нерегулярно питаетесь?

— Напротив. Весьма регулярно. Столуюсь у квартирной хозяйки. Очень аккуратная особа.

Доктор Гоц пошевелил пухлыми пальцами, поросшими мелкими светлыми волосками, и посмотрел Паулю в лицо через большие очки в роговой оправе. Паулю было неприятно. Доктор заставил его положить ногу на ногу, постучал молоточком по колену, затем велел Паулю встать, вытянуть руки. Затем снова велел сесть. Вид у доктора был несколько озабоченный.

— Есть какие-нибудь беспокоящие симптомы? — спросил Пауль.

— В том-то и дело, что нет. А что еще вас беспокоит?

В сущности, Пауль мог бы подробно описать являвшиеся ему картины, голоса; рассказать обо всем, что он видел и слышал. Но какой-то стыд мешал ему сделать это. Странно!

— Иногда по ночам мне снятся кошмары. («Но ведь это ложь. Ничего мне не снится, все происходит наяву».)

— Вы чего-то не договариваете. Женщина?

— Нет. В этом отношении — ничего особенного.

— Что ж, давайте пропишу вам микстуру — бромистый препарат. Успокоительное. Это безвредно. И — в случае чего — я к вашим услугам.

У двери Пауль задержался.

— У меня к вам просьба, доктор.

— Да?

— Я попросил бы вас не извещать моего отца о моем визите к вам…

— Разумеется, нет. К тому же ваше здоровье не внушает никаких опасений. Юношеская нервозность, помноженная на занятия литературой. Не тревожьтесь. И в случае чего — я к вашим услугам.

Пауль отдавал себе отчет в том, что даром потратил время. Или он должен был откровенно обо всем рассказать, или вовсе не приходить сюда. Но рассказать он не мог. Почему? Конечно, то, что он испытывает, с точки зрения обыденного сознания — аномалия. А писание стихов разве не аномалия с точки зрения все того же обыденного сознания? Тогда к чему все ото — врач, микстура?

Был и еще один разочаровывающий момент. В глубине души он смутно надеялся на банальное и невероятное: на то, что врач окажется не только врачом, но и… знатоком чего-то… Пауль и сам не знал, чего именно… Ну, чего-то такого, что позволило бы ему помочь Паулю… И тогда… он все бы рассказал врачу и тот нашел бы выход… Но ничего подобного не произошло. Да и не могло произойти.

И никакая микстура ему не нужна. Он знает. Тем не менее, Пауль пошел с рецептом в аптеку и приобрел лекарство.

Можно было еще побродить, отыскать Алекса или Михаэля, но не хотелось. Паулю вдруг показалось, что он знает наперед, что ему могут сказать его друзья и что он им может сказать.

Он проголодался. Посмотрел на наручные часы. Время обедать. Ну, гороховый суп фрау Минны. Надо бы все же прийти домой и пообедать. За одним столом с коммивояжером Гоффом, новым жильцом? Нет ни малейшего желания. Но все-таки его потянуло домой. В городе ему показалось неуютно, холодно, уже по-зимнему рано смеркалось.