Владимир Андреев - Родной ребенок. Такие разные братья

— Твоя жена так готовит! — возмутился дядя, выпустив в потолок струю дыма. — Поешь и пойдешь! — приказным тоном сказал он. — С холостяцкими привычками пора уже кончать, дорогой племянничек! — и он обратился к Деваки:

— Накрывай на стол, невестушка!

Дядя встал и подошел к Ананду.

— Это же чудо, что такой осел, как ты, отыскал себе такую прекрасную жену! — со своей обычной прямотой констатировал Джавар.

От этих «справедливых» слов в душе племянника столкнулись разноречивые чувства. И он покорился доводам дяди и логике событий, виновником которых являлся сам.

Третий день находилась Деваки в «чужом» для нее доме. Она настолько «вжилась в роль», которую играла по просьбе Ананда, что порой забывала обо всем на свете.

Доброта, надежность и глубокое понимание жизни, исходившие от Джавара, цельность его натуры, жизнерадостность, жизнестойкость и искренность очаровали Деваки. И то, что она понравилась ему как «супруга» его, племянника, очень льстило ей.

Каждое утро она выходила в сад, чтобы поухаживать за цветником. Она поливала розы, рыхлила почву вокруг кустов. Затем срезала цветы и нанизывала их на нити, делая гирлянды, которыми украшала светло-синюю статую бога Кришны, стоявшую под навесом из четырех резных столбов в левом углу террасы.

Со стороны пологих вершин Западных Гат поднималось круглое, как огненный раджпутовский щит, солнце. Легкий морской туман и мягкая вуаль облачности смягчали знойный и вечный путь светила. Ветер оттеснял туман, и море начинало искриться.

Веерные листья арековых пальм шурша, царственно колебались. Над беломраморным храмом реял трехцветный стяг. В саду было уютно и свежо.

Деваки в светлом сари, с гирляндой белых цветов на затылке, сидя на корточках, поливала из лейки цветы и напевала:

Услышав ее чистый и мелодичный голос, Джавар, который только что проснулся, вышел на балкон. Как зачарованный, он слушал и любовался Деваки. Довольный, он улыбнулся. Перед ним была жизнь природы и человека среди нее, полная гармонии.

Ему нравилась эта девушка, жена его племянника. Он чувствовал, что Деваки очень подходит Ананду. Она подкупила Джавара не только своей красотой, но и своим глубоким, до мельчайших нюансов пониманием и исполнением дхармы. И она удивительно гармонично соединила их разорванный и увядший венок домашнего очага…

«Дом без хозяйки подобен лесу… Женщина сияет — весь дом сияет, женщина мрачна — весь дом погружен во мрак», — вспомнились ему слова из «Махабхараты».

Ананд проснулся и посмотрел на часы. Стрелки показывали четыре часа тридцать минут. Он открыл дверь и вышел на балкон, потянулся. Затем, опершись на балюстраду, стал прислушиваться к пению Деваки, беззаботно и легко работающей в саду, словно истинная хозяйка. Он уже начинал привыкать к ее присутствию.

«Неужели я влюблен? — подумал он. — А, впрочем, что здесь такого страшного? Не я первый, не я последний! Его Величество Господин Случай! Дядя — человек умный, опытный и знающий. И то, что эта девушка понравилась ему, не поверхностное умозаключение, а его основательное убеждение, в этом нет сомнения!»

Ананд любовался Деваки, восходом солнца, наслаждаясь пением птиц и девичьим голосом. Слова ее песни затронули давно уснувшие в его душе струны. Он вспомнил мать, ее колыбельные и обрядовые песни… Справа Ананд увидел поблескивающие серебром волосы дяди.

— Сурья, намаскар! «Здравствуй, солнце!» — сказал Ананд.

— Сурья, намаскар! — повторил Джавар.

Спустя полчаса Джавар, Ананд и Раджа собрались на террасе первого этажа.

В калитку постучался нищий — авара, и Деваки насыпала ему рису. Нищий, кланяясь и шепча благодарные слова, довольный, удалился.

Джавар опустился на аджину — шкуру черной антилопы и, приняв позу «лотос», предался медитации.

Ананд и Радж поспешили удалиться.

Деваки совершала утреннюю пунджу — богослужение, посвященное Вишну перед шестым воплощением его Богом Кришной. Она осыпала статую Бога, играющего на флейте, лепестками роз, напевая санскритские молитвы — мантры. Затем зажгла благовонные палочки — агарбатти и поставила на пьедестал сосуды с рисом и цветными порошками.

Мужчины смиренно стояли поодаль, молча участвуя в пундже, сложив ладони рук у лица. На небольшом подносе, где были насыпаны зерна пшеницы, Деваки зажгла жертвенный огонь и три раза обошла вокруг алтаря, а затем поочередно подошла с огнем к Джавару, Ананду и Радже. Те, как и положено по правилам богослужения, обнимали ладонями пламя жертвенного огня — символа вечного Разума, света Бога Истины, и прикладывали ко лбу ладони, напитавшиеся этим вечным Светом Разума, как бы перенося его в свое сознание.

Когда пунджа закончилась, Джавар, глядя на Деваки сквозь облако благовонного дыма затуманенными глазами, сказал, слегка откашлявшись:

— Ты подарила этому дому радость и свет. Он озарился солнцем, как в твоей песне, дочка! — Джавар посмотрел на Ананда и Раджа, которые застыли, как изваяния, и продолжал, с трудом подбирая слова — подступившие слезы сжимали ему горло: Ты вошла сюда и превратила наш дом в храм, и сама ты похожа на богиню… — Джавар достал из кармана батистовый носовой платок и промокнул глаза.

Ананд был потрясен до глубины души. Раджа молчал, что случалось с ним крайне редко.

Деваки, смущенная так искренне сказанными высокими словами и растроганная глубоким пониманием и такой оценкой ее этой особенной и большой личностью — Джаваром, опустила голову; на широких крыльях ее бархатных ресниц, как утренняя роса на лепестке лотоса, заискрились крупные слезы и, сорвавшись, обожгли ей руку.

— Спасибо вам за доброту, дядя! — тихо сказала она. — Но я… не заслужила ее, — виновато добавила она с расстановкой, вспомнив о своей «роли». Ей было стыдно. Но вместе с тем, среди этой лжи существовала правда, правда мгновения, правда быстротекущей жизни, сущность настоящего…

— Ты себе цены не знаешь! — возразил ей Джавар. — И это счастье, что ты вошла в нашу семью! Я бы не смог найти Ананду лучшей жены, чем ты!

Воцарилось неловкое молчание. Ананд, сраженный словами дяди, поглядывал на сникшего и уничтоженного Раджа.

Джавар пошагал туда-сюда по террасе и, сверкнув глазами, воскликнул:

— Да благословит Бог вас обоих, дети! Будьте счастливы! — он отвернулся и смахнул слезу.

После завтрака, который обслуживал слуга Раму, Джавар поднялся со стула, раскурил сигару и сказал, обращаясь к Ананду и Деваки:

— Я прожил у вас три дня, и мне было очень хорошо! Я убедился в том, — он стряхнул пепел с сигары и, немного поколебавшись, резко раздавил ее в хрустальной пепельнице, — я убедился в том, что вы очень счастливы! — Деваки и Ананд переглянулись и опустили глаза. — И я надеюсь, что в будущую нашу встречу, — Джавар прищурился, — вы порадуете меня потомством, — подчеркнул он, сделав ударение на последнем слове.