Марина Шиндлер - Комната с видом на звезды (СИ)

И вот его тон снова поменялся, и он заорал:

— Выходи!

В следующую секунду он резко бросился к нам, вытянув руки вперед. Ему надо было схватить кого-то, все равно кого. Скорее всего, досталось бы мне, потому что я сидела в центре. Но Андрей, поднявшись, сам бросился в руки Краснову, спасая меня.

— Живо! — продолжал орать Сергей, вцепившись в рукав Андрея и угрожая ему пистолетом. Но, пока все его внимание было сосредоточено в одном месте, у входа в зал, спиной к которому стоял Сергей, появился Одинцов. Он двигался бесшумно. Свет упал на его фигуру, как-то по-особенному зловеще выделяя глаза и заострившиеся скулы. Настя увидела преподавателя, и ее лицо исказила гримаса непонимания и усталости. Слишком много событий уже произошло, и появление профессора анатомии здесь казалось невероятным. Лебедева хотел что-то крикнуть, но я предупредила ее едва заметным кивком головы. Одинцову нужно всего несколько секунд, и все закончится. Никто не должен ему помешать.

Все произошло стремительно и нервно. Константин Александрович вскинул пистолет, снял предохранитель, и все мы чудом не оглохли от звука выстрела. Я прикрыла веки, надеясь, что профессор не промахнулся, иначе Андрей умрет. Да и что стоит Краснову спустить курок уже будучи раненным? Хладнокровие Одинцова поражало меня. Неужели не мог выбрать момент, когда никто из нас не был на прицеле у психопата?! Мысль, что на месте Андрея сейчас могла бы стоять я, окончательно добила меня.

Но Одинцову все удалось. Он не промахнулся. Его выстрел задел плечо Сергея, и рука, держащая пистолет, ослабила хватку. Сажнев, еще не понимая до конца, что произошло, рванулся в сторону. Казалось, все позади, но боль Сергея была не настолько сильной, как одержимость ужасающей идеей убить парня. Он перехватил пистолет в другую руку и прицелился.

— Андрей, осторожно! — успела закричать я. Уровень адреналина в мой крови наверняка зашкаливал. Я не могла успокоиться оттого, что имею возможность только наблюдать. Мне нечем помочь ни Андрею, ни профессору. Словно я сижу удивленным зрителем на спектакле, лишенном сценария.

Сергей не мог промахнуться с такого расстояния, хоть он и собирался стрелять левой рукой. Свитер на раненном плече уже размокал от струившейся крови, и я по-идиотски вспоминала, какие артерии там проходят.

Одинцов выстрелил снова, и пуля угодила в голень. Краснов упал на бетонный пол завод, а следом раздался еще один выстрел. Его сделал падающий Сергей, но теперь уже точно никого не задел, кроме полуразрушенных сводов. Пальцы Краснова ослабли, он выронил пистолет, и мы услышали нечеловеческий крик. Вой раненного зверя. Пугающий звук, почему-то вызывающий жалость.

Андрей был напуган и зол. Зрачки его глаз невообразимо расширились, а дыхание такое, будто он пробежал стометровку. В состоянии шока он накинулся на Краснова, ногой пнул пистолет, отлетевший куда-то в темноту, и принялся бить Сергея. Он наносил удары с такой яростью, что мне стало страшно. Он же убьет его! Но Константин Александрович уже подбежал к ним и одним движением оттащил Андрея. Мне удалось схватить парня за плечо и удержать какое-то время рядом. Потом это уже не требовалось, Сажнев пришел в себя, и краем глаза я видела его медленно сползшую на пол фигуру.

Профессор продолжал наводить порядок. В несколько движений он перевернул Краснова на живот. Тот кричал от боли и нервного потрясения, которое напрочь сломило сохранившуюся в нем частицу разума. Но лицо Константина Александровича оставалось беспристрастным. Ему не было жаль этого человека. Для него это — просто тело.

Наконец, я увидела того, кто прятался за другой дверью зала. К нам, задыхаясь, приближался Юрий Витальевич. Переход дался ему с трудом, и лицо этого бодрящегося старика потеряло сейчас все краски жизни.

— Решили прогуляться? — невозмутимо спросил у него Одинцов.

— Вышел из машины и заблудился, — пробормотал Афанасьев. — Вот он, голубчик…

С этими словами Афанасьев скорбно вглядывался в корчившуюся на полу фигуру Сергея. Мне почудилось, что глаза Юрия Витальевича блеснули от выступивших слез. Моя подруга все еще сидела на камнях, ошеломленная и до смерти испуганная. Я бросилась к ней, развязала ее руки и пыталась поговорить. Но девушка ничего не отвечала, только рыдала, и я прижала ее голову к себе. Что делать дальше, было непонятно. Но тут через тот же проход, которым вошли сюда мы с профессором Одинцовым, ворвалось четверо человек в милицейской форме.

— Всем оставаться на местах и не двигаться! — крикнул тот, что стоял впереди остальных. Мы замерли, не успевая толком понять, от кого исходит приказ. Милиционеры тем временем осматривали обстановку и явно не понимали, кто именно здесь главный злодей.

— Откуда здесь эти клоуны? — пробормотал Константин Александрович, закатив глаза.

— Вы же сами сказали, что вызвали их, — напомнила я.

— Я соврал, — бросил Одинцов. На мой уничтожающий взгляд он не обратил внимания. В следующий момент в зал вошел Максим.

— Теперь понятно, кто такой шустрый, — снова буркнул Одинцов. Полицейские переглядывались между собой, а потом тот, что был главным, решил не ломать больше голову.

— Так, все подняли руки! А ты, — он кивнул на Максима, — объясняй, что здесь творится.

Вся наша компания послушно подняла руки вверх. Константин Александрович отошел на шаг назад от Краснова.

— Я понятия не имею, — признался Давыдов. — Но тот тип на полу явно плохой парень.

Полицейский смерил Максима взглядом, а потом указал на Афанасьева.

— Старик тоже поднял руки! — потребовал он.

— Повежливее, пожалуйста, это наш профессор, — напомнил Максим.

— Пацан, ты мне надоел, ну-ка выметайся, — скомандовал жандарм и отдал приказ своим подчиненным. — Выведите всех из здания, а этого, который на полу, в наручники… И руки могут опустить. Что за чертовщина здесь?..

С этими словами полицейские вытолкали Максима на улицу, а потом и всех нас.

***

Небо было свинцовым и тусклым, и на его мутной поверхности гнездились смятые облака. Самая унылая погода. Хуже, пожалуй, только ветреный зимний день, когда в трубах просыпаются духи, а от мороза стынут мысли и кровь. События нынешнего дня вспоминались как страшная кинолента, и я силилась понять, было ли это на самом деле. Казалось, мои чувства затаились в потаенных уголках обожженной души, и ничто не сумеет затронуть их. Это был мрачный день, когда мне впервые угрожали оружием, а друзей чуть не убили на глазах, особенно Андрея. Я думала, мне требуется долгий сон. Такой долгий, что эти события сольются с ним и изгладятся из памяти.

Но сегодня я узнала не только то, как судьба может жестоко обойтись с человеческой жизнью и разумом. Мне удалось постичь безграничную, невероятную силу души и ее способность любить.